43 
Это даже не ложь.
Если на то пошло, он и сам не мог бы сказать, чего он хочет. Брака? Детей? Насколько он понимает, это его не прельщает. Он скажет ей об этом, и она сама поймет, что ничем не рискует, продолжая быть с ним.
А там видно будет. Если он переменит свои представления, попробует переменить и ее. А если нет… на нет и суда нет. И все будет по-старому.
Разве не логично? У него как камень с души свалился, и он с улыбкой шагнул к ней.
– Ник, kalyz mou…
К его немалому удивлению, она стукнула его по рукам, когда он захотел обнять ее за плечи.
Она и сама не знала, что с ней. Она готова была плакать от того, что он назвал ее любимой всуе.
– Послушай, я сейчас скажу, потому что это надо сказать. Только не останавливай меня.
– Давай без этого обойдемся.
– Господи, да можешь ты быть серьезным?! Это что-то неслыханное. Мне надо тебе кое-что сказать.
– Радость моя, я знаю, что тебя тревожит.
– Ну так скажи. Давай.
– Тебя беспокоит, что я вошел в твою жизнь.
– Все гораздо сложней.
– Ты боишься, что я могу занять слишком большое место в твоей жизни.
Господи, какие мужики дураки!
– Вот именно.
– Но это не так. Я не собираюсь расхаживать по твоей жизни как слон в посудной лавке. – Он обнял ее. Она не растаяла, как в прошлую ночь, но и не сопротивлялась. Он решил, что это добрый знак. – Я хорошо представляю, как такой женщине, как ты, связываться с таким мужчиной, как я.
– Ну как же, ты у нас все знаешь!
Он предпочел пропустить ее шпильку мимо ушей.
– У меня мать была американкой. Ты не знала?
– Кажется, Белл что-то говорила… Только не пытайся мне зубы заговаривать.
– Она была певицей. Колоратура. Ты знаешь, что это?
– Знаю. Сопрано с особо светлым тембром.
– Точно. – Он посадил ее на плетеный диванчик. – Она была славная женщина. Твоего поля ягода. Красивая. Независимая. Слова не скажи. Трудная.
– Разве я склочная и трудная?
– А мой отец… Я во всем похож на него.
– Самоуверенный. Несносный. Властолюбивый.
– Я грек, – сказал он, будто этим объяснялось все. – Ну, положим, наполовину, но это неважно. Он вырастил меня.
Ник дала себе слово не попадаться на его удочку, но не задать напрашивающийся вопрос было невозможно.
– Почему? Что случилось с твоей матерью?
Александр улыбнулся.
– Ей не сиделось на месте. Она стала скучать по родине, подругам, карьере… – Он замолчал. Не это он хотел сказать ей. Отец говорил ему, почему у них не сложилось, но дело не в том. – Они часто ссорились. Она уезжала, летала в Нью-Йорк. Он летал за ней, привозил ее обратно. А в один прекрасный день не полетел. Она осталась в Америке и больше не вернулась.
– Не понимаю. Разве ты вырос не в Греции?
– В Греции.
– Но ты говоришь, что она осталась в Америке.
– Я не поехал с ней. Отец не разрешил.
– Не разрешил? – Ник уставилась на него. – И она это допустила?
– Ник. Попробуй понять. Это Греция. Здесь другие законы. Мужчина здесь глава семьи.
– Ты хочешь сказать, что твой отец не отдал тебя матери?
– Именно так. – Александр поднялся. Разговор принял нежелательное направление. – Она в общем-то не возражала. Она любила меня, но материнский инстинкт у нее был не особенно сильный. Ты меня понимаешь?
– Нет, не понимаю. Если бы у меня был ребенок, я бы его не отдала.
– Закон был на стороне отца. А какой мужчина отдаст свою плоть и кровь?
– Но есть такое понятие, как совместное опекунство. В Америке…
– Здесь не Америка, Ник, это Греция. Да и как можно то и дело перекидывать ребенка через океан, это же не теннисный мячик. – Это он тоже не хотел говорить. Да и какое все это имеет значение через столько лет! – Все это к делу не относится, Николь. Я хочу, чтоб ты поняла…
– И что было дальше? С твоими родителями и их браком?
– Они развелись.
– А где твоя мать сейчас? Я знаю, что отец умер несколько лет назад, а о матери ты ничего не говорил.
– Она жива, – нехотя проговорил Александр. – Живет в Аргентине с конезаводчиком.
– Она уехала туда после развода?
– Она уехала туда, когда мне было тринадцать лет. До этого она прожила пять лет в Нью-Йорке. И чтобы ты не спрашивала, скажу, что до ее отъезда из Штатов я бывал у нее по две недели каждый июль, когда отец разрешал ей…
– Когда отец разрешал ей?.. – повторила, не веря своим ушам, Ник.
– Вот именно. Он разрешал ей прилетать в Афины и останавливаться в своей квартире и видеться со мной, сколько ей угодно было.
43 
