130 
Теперь мы часто слышали крик, имитирующий зимородка.
— Это полезно на случай, если дети потеряются, — сказал Том мисс Стрингер, — или когда их нужно вызвать из сада.
Кроме того, мисс Стрингер одобряла изложение исторического материала в колоритном пересказе Тома Марнера. Так что даже она не возражала против его присутствия в доме.
Все эти разговоры об Австралии, естественно, заставляли меня еще чаще думать о Патрике. Я размышляла о том, чем он может сейчас заниматься и часто ли он думает обо мне. Должно быть, он упрекает меня за то, что я позволила усомниться в нем. В глубине души я не сомневалась… но все-таки где-то оставался этот унизительный страх.
Я думала, что до конца своих дней буду тосковать по нему, верить в него… или же всегда останется эта тень сомнения?
Что-то говорило мне: даже если бы это было правдой, любя его по-настоящему, я не оставила бы его.
Разве понимание и прощение не являются самой сутью любви? Как там говорится? «В болезни и во здравии…» Если это было болезнью, то разве я не обязана была понять его и помочь?
Тогда он пришел в такой ужас оттого, что я не поверила ему. Мне хотелось кричать, что я поверила.
Это было правдой. Но проклятые сомнения оставались.
До чего же печальной оказывалась жизнь! Взять хотя бы постоянно грустную Селесту. Почему нельзя жить просто, легко, подобно таким людям, как Том Марнер?
* * *
Я любила оставаться наедине со своими размышлениями, хотя они были далеко не радостными. Временами я была готова написать Патрику, упросить его вернуться, восстановить прежние отношения и думать о совместном будущем.
Но я понимала, что такой жизни, о которой мы мечтали, уже не будет. Память о случившемся не исчезнет. Думаю, мое столкновение с Жан-Паскалем, который с тех пор ни разу не изволил посетить свою сестру, дало мне возможность лучше понять ужасное положение жертвы такой ситуации. Я не смогу забыть искаженное страхом лицо Белинды, ее потрясение случившимся.
То, что детей так заинтересовал Том Марнер, позволяло мне побыть в одиночестве, и я довольно часто стала выезжать верхом. Тишина деревенских проселков действовала умиротворяюще, хотя мысли о Патрике не покидали меня и я считала, что расставание с ним навсегда омрачит мою жизнь.
Однажды мой путь домой пролегал мимо таверны «Судья-вешатель». Я придержала лошадь, чтобы взглянуть на таверну, и вспомнила, как Оливер Джерсон водил туда детей, как они в радостном возбуждении пили из кружек разбавленный сидр.
Когда я подъехала ближе, из таверны вышли двое и направились к конюшне.
Я уставилась им вслед, с трудом веря своим глазам, потому что это были Оливер Джерсон и Селеста. У меня сразу появились мрачные предчувствия. Селеста тайно встречается с Оливером Джерсоном! Конечно, тайно, ведь в дом его никто не пустил бы. Что все это могло значить? Я понимала ее положение жены, на которую муж не обращает внимания… но Оливер Джерсон!
Я решила, что если они заметят меня, то мы все окажемся в неудобном положении, поэтому резко развернула лошадь и двинулась в обратную сторону.
Остаток дня я провела, думая о случившемся.
Если мои опасения были верны, нас ожидали крупные неприятности. Возможно, она искала утешения?
Если так, то кому же ей еще и довериться, как не мужчине, буквально излучавшему обаяние и весьма склонному к тому, чтобы утешить жену своего врага?
У них было много общего: оба они были обижены Бенедиктом, оба могли иметь претензии к нему и, весьма вероятно, желание отомстить.
Но какое это имеет отношение ко мне? Пусть мой отчим сам разбирается со своими делами.
Однако за последние недели наши взаимоотношения с ним изменились. У меня возникло ощущение, словно мама находится где-то рядом и просит меня не ссориться с ним и по мере сил помогать ему.
Откуда у меня появились эти странные мысли?
Наверное оттого, что я жила в доме, в котором, по слухам, водилось привидение женщины, чья судьба напоминала судьбу моей мамы.
Мы с Бенедиктом были людьми, которых она искренне любила, и я никак не могла избавиться от мыслей о том, что существуют узы, которые даже смерть не в силах разорвать. Более всего мама желала, чтобы мы с Бенедиктом стали друзьями.
Много я думала о Седеете и Оливере Джерсоне. Я слышала, как он пытался шантажировать отчима, и была уверена, что он беспринципный авантюрист. Знает ли об этом Селеста, или она находится под воздействием его обаяния, вдвойне приятного женщине, которая сознает себя ненужной?
130 
