– А как было с вами? – с вызовом бросила девушка, отчаянно сражаясь с непрошеными воспоминаниями. – По вашей теории выходит, что вы должны были чувствовать себя виновным в смерти отца…
Даже в гневном запале Бренда не посмела вымолвить жестокое слово «самоубийство» и нанося удар, все же не смогла прямо взглянуть в глаза Гриффину.
Секунду ей казалось, что ответа она так и не получит, но тут он все же заговорил, и слова его потрясли ее:
– Да, – сказал он, – именно так все и было… И до сих пор иногда я чувствую эту вину. Принять ее, научиться жить с этим чувством, вместо того чтобы отрицать его яростно, для меня стало, пожалуй, самым тяжким и страшным испытанием. Невероятно трудно оказалось не поддаться самобичеванию и не каяться перед собой в преступлении, которого я не совершал. Отрицательные эмоции бывают порой так же опасны, как наркотики; от них тоже можно попасть в зависимость. Подумайте об этом, – посоветовал Гриффин и отвернулся, собираясь уйти.
Бренда вскочила, чтобы опровергнуть его слова, и тут вдруг внезапный порыв ветра запорошил ей пылью глаза. Она вскрикнула от боли, заморгала и принялась машинально тереть веки.
Услышав ее возглас, Гриффин тотчас обернулся и бросился к ней.
– Что такое? Что случилось? – обеспокоенно спросил он.
– Ничего страшного, – пробормотала Бренда, – пылинка попала в глаз.
– Дайте-ка посмотреть…
– Нет!
Девушка отпрянула было, хорошо сознавая, в какое смятение повергнет ее близость Гриффина, но было уже поздно. Он шагнул к ней и, одной ладонью обхватив лицо, другой легонько повернул его к свету.
Глаз пульсировал острой болью, из него беспрерывно сочились слезы, но девушка все равно мучительно ясно ощутила обжигающее прикосновение сильных мужских пальцев. Она задрожала всем телом и почувствовала, как налились тяжестью ее груди и торчком встали соски, натянув тонкую ткань блузки.
Заметил ли это Гриффин?
– Посмотрите на меня, – потребовал он.
Бренда не подчинилась его тихому внятному приказу, а вместо этого заморгала еще сильнее, снова принялась тереть воспаленное веко, отчего боль стала невыносимой, и попыталась вырваться из рук Гриффина, но он прикрикнул:
– Стойте смирно!
– Отпустите! – потребовала Бренда. – Я промою глаз чистой водой, и все будет в порядке…
– Не думаю, – покачал головой Гриффин. – Я уже вижу, в чем тут дело. Под нижнее веко попала песчинка…
– Сама знаю! – раздраженно фыркнула она. – Не забывайте, что это все-таки мой глаз!
– Надо отвести вас в дом, и там я промою его дезинфицирующим раствором, – продолжал Гриффин, пропустив мимо ушей ее ребяческую реплику. – Постарайтесь только не моргать.
Он выпустил Бренду, и она тотчас шагнула по направлению к дому, но тут же вскрикнула от нестерпимой боли, потому что треклятая песчинка шевельнулась под веком.
– Стойте! – крикнул ей вслед Гриффин. На сей раз девушка подчинилась, но только потому, что другого выхода у нее не было. Идти с закрытыми глазами, зажмурившись от боли, было невозможно.
– Теперь обопритесь на меня, – услышала она голос Гриффина, и его рука обвила ее талию. От жаркой близости сильного мужского тела голова у Бренды тут же пошла кругом, а сердце неистово застучало в груди. – Не открывайте глаз, если так вам легче терпеть боль. Теперь пойдем…
– Я не могу! – слабо возразила Бренда. – Я не умею ходить с закрытыми глазами.
– Сумеете, если обопретесь на меня, – произнес Гриффин над самым ее ухом. Тяжелая теплая рука прочно обхватила ее талию, жаркое дыхание щекотало волосы, специфический запах сильного мужского тела бил в ноздри. – Все, что вам нужно сделать, – это довериться мне…
– Нет! – В этом возгласе прозвучал неприкрытый страх, и Бренда могла лишь надеяться, что Гриффин не расслышал его. С трудом преодолевая боль, она открыла мокрые от слез глаза и хрипло проговорила: – Я и сама справлюсь…
– Возможно, – согласился он, – но я этого не допущу.
Девушка потрясенно охнула, ощутив, что ее ноги оторвались от земли. Гриффин хочет отнести меня в дом на руках, догадалась она. Нет, ни за что! Это совершенно немыслимо!
Но Гриффин, похоже, придерживался другого мнения на этот счет. С неожиданной легкостью он проделал именно то, что Бренде казалось невозможным.
***
Когда он бережно опустил девушку на пол посредине кухни, она моргнула и торжествующе воскликнула:
– Больше не болит! Наверное, песчинка вышла вместе со слезами.