Замираю со свернутым костюмом в руках. Все ли потеряно или еще есть надежда?
– Шейла?
Вздрагиваю и поворачиваю голову. Гарольд. Я опять забыла о его присутствии и, вспоминая о нем, неприятно удивлена. Всматриваюсь в его лицо, пытаясь угадать, правда ли он не переживет нашей разлуки.
– Родная, тебе нездоровится? – спрашивает он исполненным нежности голосом. – Может, позвать коридорного, пусть сбегает за какими-нибудь лекарствами? Или вызвать врача?
– Врача? – растерянно переспрашиваю я, почти не слушая, что предлагает Гарольд. – Нет-нет, никакие врачи мне не нужны.
– Что же нужно? – В его глазах мольба, руки простерты ко мне, на высоком лбу углубились прямые морщинки, более заметна и та, новая, над бровью.
Казалось бы, нужно выбросить из головы мысли обо всех мужчинах на свете, утешить своего единственного и попытаться впредь жить так, чтобы у него больше никогда не возникало желания тайно сбегать к любовнице.
Только – странное дело! – ни эти морщинки, ни преданный взгляд теперь не умиляют меня, как прежде. Более того, и в этой его преданности и в страдании чувствуется привкус фальши, а перед глазами так и стоит образ Джошуа. Он ни о чем меня не умолял и не говорил, что не выживет, но сказал, что связан со мной так, что даже со стороны нельзя этого не почувствовать.
Я вдруг каждым уголком своей души ощущаю эту связь, она естественна как воздух, поэтому не обратила на себя особого внимания, когда возникла. Откуда это взялось? Из чего состоит, насколько прочно? Хотя какая разница? Если нам суждено быть вместе лишь месяц, но любить друг друга так, что впечатлений будет довольно на всю оставшуюся жизнь, – даже при этом условии я готова отдаться чувствам без оглядки. Я должна, и я сделаю это…
Костюм падает из моих рук, пролетает мимо раскрытой сумки и почти бесшумно приземляется у кровати. Я и не думаю поднимать его.
– Послушай, Гарольд…
Мой бывший бойфренд в ужасе замирает, очевидно поняв, что последует дальше. Под левым глазом у него дергается мускул, крылья носа чуть вздрагивают.
– Что? – спрашивает он, вкладывая в это единственное слово все нежелание слышать, что я сейчас скажу.
– Я не лечу в Ноттингем… По крайней мере, сегодня. Прости.
– Как? – Гарольд смеется неприятным нервным смехом, и ко мне вдруг приходит уверенность в том, что и без меня он прекрасно устроится в жизни, может даже с Беттиной.
Эта мысль придает мне решимости.
– Очень просто. Я передумала. И, знаешь, я вдруг поняла, что пути назад нет.
– В каком смысле? – с требовательностью, какой он всегда подчинял меня себе, спрашивает Гарольд.
– В прямом, – твердо говорю я. – Понимаешь, я больше не смогу тебе верить, больше не смогу… тебя любить. Прости, я должна бежать.
Устремляюсь к двери, но Гарольд хватает меня за руку и резким движением разворачивает к себе лицом.
– Говоришь, больше не сможешь любить?! – гремит он, трясясь от ярости. – Догадываюсь почему. Потому что под руку подвернулся другой, этот колбасник!
Я отворачиваюсь, пытаясь высвободиться, но хватка у Гарольда крепкая, как наручник.
– Он вовсе не немец, – бормочу я, глядя на свою плененную руку.
– Мне плевать, кто он! «Между нами ничего нет», – произносит Гарольд издевательски тонким голосом, изображая меня. – Думаешь, я тебе поверил?
– Мне все равно. Пусти!
– Черта с два! Никуда я тебя не пущу. Хочешь лететь завтра, пожалуйста, но сопровождать тебя буду я! Я, а не он! А пока, чтобы из твоей головы вылетела разная дурь, посидим здесь, в четырех стенах, ясно?
Чувствую, как во мне умирают жалкие остатки любви к нему. Любовь ли это была? Или лишь попытка смириться с тем, что оказалось рядом, приспособиться к обстоятельствам?
Дергаю руку изо всех сил, но Гарольд лишь крепче сжимает пальцы и разражается тем же отталкивающим смехом. Меня охватывает страх. Надо что-то придумать, как-нибудь сбежать отсюда. В это мгновение раздается стук в дверь. Гарольд машинально поворачивает голову и чуть ослабляет руку. Я пользуюсь удобным случаем, вырываюсь из плена, подскакиваю к двери и распахиваю ее. На пороге стоит горничная.
– Простите, я хотела узнать насчет…
Может, я действую грубо, но иного выхода у меня нет. Беру горничную за плечи, разворачиваю ее так, чтобы очутиться у нее за спиной и оставить ее посреди порога как препятствие на пути Гарольда, и что есть мочи бегу к лифту. На мое счастье, его не приходится ждать. Возможно, на нем пару минут назад приехала горничная – он стоит себе на моем этаже, отдыхая от людской суеты и спешки.