— Он мужчина.
— Я же сказала тебе. А ты тоже мужчина.
— Но я не заменил тебе отца, — напомнил Рорк и грустно улыбнулся, когда она схватила бокал с вином.
— Да, пожалуй. То есть нет, конечно же, нет! Ни с какого боку. А Фини… в каком-то смысле да. Это не имеет значения, — решила Ева. — Так или иначе, я ему не сказала. Мире рассказала почти случайно, и потом — она же врач. Я никогда не рассказывала все целиком, в один прием, никому, кроме тебя. И теперь вот — Пибоди.
— Значит, ты рассказала ей все?
— Что я его убила? Да. А она сказала: надеюсь, вы настрогали из него ремешков. Она плакала. О господи…
Ева уронила голову на руки.
— Именно это тебя больше всего смущает? Что у нее за тебя сердце болит?
— Я не для этого ей рассказала!
— Дружба, партнерство… Тут дело не только в доверии, Ева. Есть еще и привязанность. Даже любовь. Если бы она не ощущала жалости к тому ребенку, которым ты была тогда, и возмущения из-за того, что с ним сделали, она не была бы твоей подругой.
— Да, я знаю. Я тебе скажу, что еще меня тревожит. Сегодня я наблюдала весь процесс гипнотерапии. Мира уже и раньше со мной об этом заговаривала. Не то чтобы она на меня давила, но она говорит, что сеанс гипноза поможет мне вспомнить и тем самым избавиться от этого. Говорит, чем больше вспоминаешь, тем больше контролируешь. Я не знаю… Но я не думаю, что сумею вернуться туда, Рорк. Мне кажется, я не смогу. Даже если бы это помогло мне избавиться от кошмаров.
— А ты об этом подумывала?
— Я этого не исключала… как возможность в отдаленном будущем. Но это слишком похоже на тестирование. Ты же знаешь: если полицейский убивает кого-то при исполнении, ему приходится пройти тестирование. Это обязательная процедура, хоть и очень противная. Это все равно что сказать: да, конечно, пропустите меня через мясорубку, заберите мое самообладание, потому что может быть — ну вдруг? — когда-нибудь потом мне станет легче.
— Если ты хочешь больше узнать о себе, но тебя смущает процедура гипноза, есть другие способы, Ева.
— Ты мог бы накопать для меня деталей из моего прошлого, как накопал их из своего? — Ева снова взяла бокал. — Я об этом думала. Не уверена, что я хочу идти этим путем. Но я еще подумаю. Мне кажется, то, что мы уже узнали… что агенты «Родины» за ним следили, знали обо мне, знали, что он со мной делает, но не вмешались, чтобы не нарушить целостность следствия…
Рорк произнес несколько особенно прочувствованных и задушевных слов по поводу «Родины» и ее целостности. Это настолько не вязалось с атмосферой изысканного французского ресторана, что Ева злорадно усмехнулась.
— Ну, словом, когда я узнала, что другие люди знали обо мне, на меня это здорово подействовало. И я спросила себя: а я могла бы пожертвовать гражданским лицом ради дела?
— Ты бы не могла.
— Нет, не могла бы. Сознательно, добровольно — не могла бы. Но есть люди, считающие себя порядочными гражданами, которые способны на это. Они раз за разом приносят в жертву других людей, чтобы получить то, что им нужно. Это происходит каждый день. И в большом, и в малом. Ради высшего блага, ради их блага, ради еще чьего-то блага, как они его понимают. Путем действия, путем бездействия люди постоянно приносят в жертву других людей!
Пибоди вышла из поезда метро и подавила зевок. На часах еще не было одиннадцати, но она буквально валилась с ног. Слава богу, она хоть не была голодна: Фини с удовольствием согласился сделать перерыв на ужин. Ее желудок был приятно полон рагу из цыпленка — по крайней мере, так это называлось в меню, и ей не хотелось даже гадать, что там еще намешано, кроме цыпленка. Рагу в ярко-желтом соусе оказалось просто божественным на вкус.
Во всем остальном они результата не добились, но такова уж жизнь полицейского.
Поднимаясь по ступеням на улицу, Пибоди вытащила свой сотовый телефон.
— Ну, наконец-то! — раздался в трубке голос Макнаба. — Едешь домой?
— Сейчас буду, я уже в двух кварталах. Мы обошли кучу адресов, но все мимо.
— Не повезло, значит. Да, бывает.
— И не говори. Ну как, успел еще что-нибудь упаковать?
— Детка, как только войдешь в двери, ты подаришь мне самый большой и горячий поцелуй! Все упаковано, и мы можем выметаться отсюда. С песнями и плясками.
— Честно? Честно-честно?! Умница! Но там же еще много оставалось, ты, должно быть, пахал, как зверь.
— Ну, я предвкушал мою большую горячую награду.
— Если ты выбросил хоть одну из моих…