Последние отзывы

  43  

Симон, нахмурившись, молчал.

— Мне не нравится перспектива на всю жизнь остаться одной. Честно говоря, я хочу выйти замуж, родить детей, но я не смогу этого сделать теперь. Каждый, кто знает о моей девственности, решит, что со мной не все в порядке. Огласка случилась по вашей вине и, мне кажется, будет справедливо, если именно вы дадите мне свободу. Разве не так? — тихо промолвила она и стала раздеваться.

Заметив, что Симон побледнел, девушка ощутила мимолетное злорадство.

Все-таки она проняла его, заставила прочувствовать всю низость его поступка.

— В чем дело? — осведомилась она, видя его замешательство и нерешительность. — Разве я прошу слишком многого? В машине вы сказали, что хотите меня. Так возьмите!

Что-то в ее лице вынудило Симона отбросить сомнения, и он решительно приблизился к девушке.

— О, я непременно сделаю это, — яростно прорычал он, и теперь уже его руки ловко снимали одежду с Бетти, а потом и собственную.

Последний луч весеннего солнца осветил смуглое атлетическое тело мужчины. В отличие от девушки он не стеснялся наготы и не обращал внимания на прохладу, царившую в комнате. Заметив, что Бетти косится на кровать, он расстелил стеганое одеяло.

— Ты хочешь так, в открытую? — поинтересовался Симон подчеркнуто вежливо. — Не скрываясь под одеялом и не таясь? После всего сказанного, — свирепо добавил он, — полагаю, нам не нужны никакие условности, чтобы скрывать наши чувства, не правда ли? Потому что их нет. Мне казалось, что я знаю тебя, но я глубоко заблуждался. Я вообще не знал тебя. А ты мне казалась такой тонкой… нежной… — Он глубоко и грустно вздохнул.

Его слова больно задели Бетти. Ей хотелось закричать, что именно такая она и есть, и даже больше. Но она должна наказать их обоих и не собирается отступать, спасая свою или его гордость.

— Так что случилось? — Она многозначительно посмотрела на Симона. — Боитесь, что не справитесь со своим подвигом, Геракл?

— Каким? — ядовито спросил он, залезая на кровать, и, грубо обняв девушку за бедра, вплотную придвинул к себе. — Каким же? — настаивал Симон и, дав ей возможность ощутить степень своего возбуждения, прошептал на ухо что-то похабное, отчего Бетти прошиб холодный пот.

— Очень давно я научился пользоваться любым удобным случаем, который мне предоставляет жизнь, — мрачно обронил он. — Я рассказывал тебе, что подолгу работал в экспедициях и провести ночь с женщиной доводилось крайне редко. Не волнуйся, Бетти, я не подкачаю.

И я тоже, пообещала себе девушка, стараясь не поддаваться тошноте, подступившей к горлу от страха. Ее передернуло.

— Есть последние пожелания? — насмехаясь, спросил Симон, увидевший ее волнение.

Бетти покачала головой, не в силах смотреть на него. Лежа в объятиях, напоминающих грубую пародию на нежные объятия влюбленных, она оставалась холодной и равнодушной к прикосновению его рук. Мысль о несуразности происходящего постоянно сверлила ей мозг. Это она во всем виновата, потому что специально мучила, подначивала, распаляла и, наконец, возбудила его. И сейчас, когда столкнулась с плодами своего безрассудства, уже нет дороги назад.

— Нам стоит побыстрее покончить с этим, правда? — не унимался Симон.

Нетерпеливая рука коснулась ее шеи, пальцы мягко перебирали шелковистые пряди волос.

— Я всегда возвращаю долги. Запомните, милочка, — жестко сказал Симон и поцеловал ее.

Ледяная бесчувственность, с которой он сделал это, потрясла ее: Бетти помнила, как нежно и страстно это было раньше, как ее тело замирало, наливаясь желанием. А сейчас оно было холодным и отказывалось оттаивать. Да, Симон целовался мастерски, но этого уже было мало.

Когда тяжелая рука накрыла ее грудь, Бетти, протестуя, дернулась, забыв о том, что сама была инициатором этого безумия. Легкая дрожь пробежала по телу, когда он коснулся заветного места. Ей хотелось сомкнуть веки, но, посмотрев на Симона, девушка обнаружила лишь полное безразличие во взгляде и со стыдом была вынуждена наблюдать, как его пальцы медленно двигаются вверх по ее телу… достигают груди… и неспешными кругами ласкают сосок. Это должно было возбудить ее, она так хотела. Она стремилась утонуть в собственной обиде, чтобы потом, когда Симон уйдет, погасить любовь к нему воспоминаниями об этом унижении.

Но ее тело отказывалось повиноваться, ее плоть была такой же ледяной, как и взгляд Симона. Тело, в отличие от нее самой, знало разницу между искренним желанием и имитацией.

  43