Последние отзывы

  90  

Мать Мег, Норма, каждый день работала на Всемирной выставке с четырех пополудни и до закрытия. Это означало, что уезжать туда ей приходилось днем, когда мы еще не пришли из школы. Сперва Норма ехала в метро на Манхэттен, там пересаживалась на линию «Куинз Ай-Ар-Ти». На вид она казалась очень утомленной, хотя говорила, что ей здорово повезло с этой работой. Но уж ничего не поделаешь, мы с Мег почти все время сидели дома одни. Вместе мы готовили уроки. Ей по-прежнему нравилось играть в куклы, поить их воображаемым чаем из маленьких чашечек с блюдечками и разговаривать с ними. У нее была кукла из очень распространенной в те годы серии под названием «Диди-дол» — до слащавости красивенькая и оттого даже немного смешная, впрочем, как и все, что имело отношение к девчоночьему мирку. От прочих эта кукла отличалась тем, что к ней придавалась маленькая бутылочка с соской, которую можно было вставить кукле в рот, и спустя секунду-другую вода начинала капать из дырочки у нее между ногами. Возню моей подружки с этой куклой я находил несколько неприличной. Однажды в дождливый день мы сидели на полу у них в гостиной, и Мег пристала ко мне, чтобы я попоил куклу. Я воспротивился. Кукла безо всякой одежды лежала на спине, растопырив ноги. Мег зачем-то очень нужно было, чтобы я прижал бутылочку с соской к подрисованному рту куклы. Голубенькие пуговичные глазки неотрывно смотрели на меня. Мег повторяла: «Ну давай, она пить хочет, ну ты не видишь, что ли, она хочет пить. Ну пожалуйста, что тебе стоит, она очень хочет пить». Раз за разом она повторяла эти слова, ее голос стал сдавленным, а у меня заколотило в ушах и вспыхнули щеки. Она так меня упрашивала, с такой истовой верой и настырностью, что я от этого почувствовал какую-то гадливость и в то же время нервное волнение. Но я решил ни в коем случае не сдаваться, а, наоборот, сделать ей назло, помучить ее. Я ткнул резиновую соску не в рот кукле, а в дырку у нее между ногами. Пихал и пихал, пока вода, залив куклу, не начала капать на пол. Мег с воплем всей тяжестью своего маленького тела бросилась на меня, отчего я как сидел перед этим на полу, так и повалился навзничь. В следующий миг она уже оседлала меня и всем телом принялась об меня биться, приподымаясь и снова на меня падая, словно пыталась вышибить из меня дух — раз! раз! — а я в ошеломлении лежал на спине. Когда она на меня падала, я чувствовал, как мое ухо обдает жаром ее дыхания. Я ощущал ее тепло, вдыхал шедший от нее нежный запах мыла, я обхватил ее и обнаружил у себя под ладонями ее зад. Платье у нее задралось до пояса, и пальцами я ощутил ее ляжки и трикотаж трусиков. Охваченная внезапной усталостью, она расслабилась и легла на меня. И тут она заметила явление для нее не совсем привычное, хотя и вполне обыденное для меня, а именно мою отверделость. В тревоге она рванулась прочь от этой неудобно торчащей помехи. Однако, вместо того чтобы отпустить ее, я преодолел ее сопротивление и, перекатившись, лег на нее сверху. Ее глаза смотрели куда-то вниз. Всего мгновенье я подержал ее на лопатках, потом слез с нее и сел, она тоже села, а еще несколько секунд спустя мы уже снова играли как ни в чем не бывало. Лужица воды в ее игре превратилась в пролитый чай, и она вытерла пол бумажной салфеткой. Потом мы делали уроки, а потом я пошел домой.

В тот вечер я ложился спать в смятении, перед мысленным взором все время возникала Мег. Метался. Без конца поправлял подушку. В конце концов лег на бок, скрючился, а подушку обхватил и сунул между ног. Какое-то тревожное томление разлилось по всему телу, по рукам и ногам, вплоть до кончиков пальцев. Вдруг разозлился. И тут же ощутил жалость к себе. В доме ни звука. Отца дома не было. Мать сидела в гостиной, читала. Светофор с угла улицы освещал своими отблесками потолок. Слышался постоянный шум транспорта. Ощущение реальности исчезло. На окнах были новые жалюзийные шторы, которыми мать очень гордилась, но как их не регулируй, яркий свет с Магистрали все-таки проникал.

Однако постепенно до меня дошло, что теперь у меня появилась личная жизнь. Никто из моих домашних не виделся с Мег и Нормой, только я один. Это мне нравилось. Жизнь в новом месте придавала мне независимости. Я обрел свободу передвижения. После школы я уже не бежал сразу домой. А с Мег мог видеться, никого об этом даже не оповещая. Семья у них была не обычная. Отца не было. Это обстоятельство пробуждало во мне некую дополнительную игривость. В чреслах вскипало покровительственное чувство. Все это было моей тайной и необычайно волнующей жизнью. Норма совсем не походила на других знакомых мне матерей, включая мою собственную. В ней была какая-то беззаботность духа, которая открывалась мне в том, как она легонько, пальчиками, касалась своих волос или взглядывала на себя в зеркало в гостиной над диваном. В моем сознании она не связывалась с подавлением и властью. Однажды, когда у нее был выходной, она уселась играть со мной и с Мег в какую-то настольную игру. Я принялся читать правила, как это всегда делал Дональд.

  90