Особенно,... 
11 
Мы свернули с дороги и двинулись по проселку. Ветви задевали бока машины. Звенел маленький ручеек на дне оврага. Вот и наш почтовый ящик, весь проржавевший с зимы. Галька захрустела под колесами машины. Мы завернули за угол, и вот оно – большое поле и наш дом в дальнем его конце. Произвольно расположенный, белый, обшитый тесом, с двойным гаражом и зелеными ставнями. А вон и моя комната, наверху в правом крыле, смотрит на гараж. Мне так не терпелось приехать, что я едва мог перевести дух. Я вылез из машины. Мне хотелось в следующий же час сделать все, что я делаю на летних каникулах. Но я должен был помочь занести в дом вещи, провизию и чемоданы, заново набитые подушки и все прочее, даже растения. Потом я побежал наверх в мою комнату. Я любил, как в ней пахло – необычно и пусто, восхитительный нафталиновый привкус. Ковбои на обоях сохранились с тех пор, когда я был маленьким писуном, в шкафу старая одежда, которая мне больше не по размеру, журнал про водолазов, книжка по графологии. Я раскрыл ее. Мои заметки на полях. Господи Иисусе, помнишь это? Парень, я действительно работал над этим. Последняя глава называлась: «Как распознать убийцу».
Из окна была видна вся дорога до озера. Листья еще не выросли в полную силу. Здесь еще не наступило лето. Вода слишком холодная, чтобы купаться; в это время года она какая-то бесцветная и чужая. Но позже она согреется и через месяц уже будет теплой, словно суп. Так всегда говорит моя мама, когда соскользнет с пристани в воду, полотенце обмотано вокруг головы. «О боже, мальчики, – говорит она, – вода словно суп».
Я сорвался с места, просвистел по всему дому в ванную, в пустую спальню в дальнем конце коридора, в комнату старика, проверил шкафы в нижнем коридоре, я любил, как они пахнут. Потом отправился в подвал. Здесь я держал свои барабаны. У меня не было барабанной установки, мне сказали, что это слишком шумно, так что я устроил барабанную установку из кучи старых книг. Кроме того, у меня были старые тарелки, которые не звенели, пластиковый мусорный бак в виде высокой шляпы и старый магнитофон. Я взгромоздил все это дело на платформу, чтобы было чувство мероприятия, как сказали бы некоторые. Парень, здесь я днем видел сны наяву. Мне даже не нужно было чем-то заниматься. Понимаешь, что я имею в виду?
- Ша-ла-ла-ла-ла.
- То, как ты улыбаешься,
- Не разбивает мне сердце.
- Ша-ла-ла-ла-ла.
Здесь было полно всякого старого барахла: горшки, покрытые паутиной, старые альбомы с фотографиями, коробки с приманкой, рабочая скамья, шаткий стол для пинг-понга. Иногда я испытывал печаль по поводу подвала, это – словно человек, к которому никто никогда не приходит. Я чувствовал, что я его единственный защитник, единственный в доме, кто проявляет к нему интерес. Если бы не я, никому вообще не было бы никакого дела до этого места. Но он также пугал меня иногда, в особенности ночью. Там был выключатель, который следовало вырубить, прежде чем поднимешься по лестнице. И последние секунды проходили в полной темноте. Иногда, когда я уже был на середине лестницы, я чувствовал, как волосы поднимаются у меня на затылке, у меня было такое чувство, что кто-то выходит из-за топки и хватает меня за лодыжки. Не знаю, сколько раз я врывался на кухню, словно меня преследовала канонада.
В любом случае я немного побыл здесь, слоняясь по углам, когда услышал, как Харпер зовет меня сверху.
– Пошли к пристани, – сказал он, что означало, что его плохое настроение развеялось. На что я ответил: конечно, и мы отправились.
Должно быть, это было пару недель спустя. Как-то днем я был в маминой комнате, слушая записи латинской цитры. Мама раз в неделю отправлялась в город и очищала местный магазинчик музыкальных записей, я хочу сказать, она покупала все: Пита Фонтана с его кларнетом, «Золотые хиты» Элвиса Пресли, Дэвида Брубека, саундтреки к итальянским фильмам, все. Банальная музыка, эта латинская цитра, но романтическая. Она настраивала меня на сентиментальный лад, я грустил о вещах, которые никогда не случаются. У мамы в спальне было большое окно, словно картина, такое огромное, что можно было раскинуть руки и все равно не коснуться краев. Из него было видно все: поле, уходящее вдаль к болоту, озеро, синее и сверкающее, деревенская дорога, шоссе вдалеке, и иногда, когда светило солнце, там был золотой свет. Покрывающий все. Невозможно было поверить, что что-нибудь может быть таким красивым.
Я услышал, как в дальнем конце дома звонит телефон. Он прозвенел пару раз, потом замолк. Я подождал. Услышал приближающиеся шаги.
11 
