Особенно,... 
124 
— Тогда чего ты так распсиховался, Ол?
— Мне осточертели твои выходки.
— Игра есть игра, старик.
— Знаю. То, что я делаю, — тоже игра.
— Но я-то всего лишь хотел тебя притормозить.
— Да знаю я, чего ты хотел. Говорю же, меня это прет.
— Потерпишь! — заржал Крис.
Он взял у одного из игроков косяк с марихуаной, неглубоко затянулся и передал Олбану.
— Посмотрим, — сказал Олбан, пожав плечами.
— Но ты слил, — напомнил ему Крис. — Меня вышиб, но и себя надрал.
— И буду делать то же самое, пока ты не прекратишь атаковать меня без всякой причины, просто чтобы «слегка осадить».
— Что? Ты шутишь?
— Нет, я серьезно. Вот увидишь.
— Ты будешь меня прессовать, забирать мои земли и все такое просто потому, что я нападаю на один квартал?
— Буду.
— Совсем обалдел! Меня выбьешь, но и сам вылетишь!
— Знаю. Но тебя остановлю.
— А если я не остановлюсь?
Олбан пожал плечами.
— Но ты сольешь игру, старик! — отметил Крис, пытаясь найти в этом какую-то логику.
Олбан чокнулся с ним банкой:
— Поехали.
Еще в двух партиях Крис атаковал его точно так же и по той же причине, а Олбан отвечал на это как прежде.
Обозвав его психом, Крис в следующей партии все-таки отказался от прежней тактики. Как-то под пьяную лавочку Олбан объяснил, на случай если тот не понял, что существует просто игра и сверхигра. Даже если отвлечься от турнира длиной в целый год, всегда существует сверхигра, это больше, чем просто игра, и о ней нельзя забывать.
Крис сказал, что все равно он шизанутый.
— Береги себя.
— Ты тоже.
— Я серьезно. Прогноз на сегодняшний вечер и на завтра хреновый. Не рискуй понапрасну. Пожалуйста. Возвращайся целой и невредимой.
— Будь спокоен. — Верушка, уже снаряженная, обутая и тепло одетая, поднимается на цыпочки и целует его в лоб; потом опускается с носков на ступни, хрустя гравием, и опять целует его, долго и с чувством, но уже в губы. — Я тоже серьезно, — шепчет она, прижимаясь к нему. — Береги себя. И сам не рискуй понапрасну.
— Обещаю, — говорит он.
Верушка отпускает его и смотрит ему в глаза, в каждый по отдельности.
— Ты ведь не помнишь, что было ночью, правда?
Он недоуменно поднимает брови, склоняя голову набок.
Она улыбается.
— После того. Ты говорил о своей матери. Во сне.
Похоже, он неприятно удивлен.
— Я? За мной такого не водится.
— Значит, есть какая-то другая Ирэн, она же мама.
— Боже, — вырывается у него; взгляд устремляется в направлении подъездной аллеи, ведущей к морской бухте, которая отсюда не видна. — Подожди-ка. Я помню, ты меня разбудила.
— Точно, — кивает она.
Он отводит глаза в сторону.
— Ну ладно.
— Не важно, — говорит она с еще одним, последним поцелуем. — Увидимся в понедельник утром. Иди в дом, позавтракай.
— Эй, слушай, — говорит он, все еще держа ее за руку. — Если попадешь под дождь или если просто передумаешь, возвращайся. В любой момент. Если не найдется возможности побыть здесь вместе, снимем комнату в Инхнадамфе. Да и Нил Макбрайд с женой всегда нас пустят.
Она останавливается, опять кладет ему на грудь голову и говорит:
— Предпочитаешь не оставаться здесь со своей родней?
— Эх, могли бы с тобой пробраться в северное крыло, захватить несколько поленьев, растопить камин, — говорит он. — Нет, ладно. Если что — возвращайся. Не задерживайся.
— Договорились, — отвечает она, протягивая ему руку для поцелуя.
Верушка проскальзывает в свой «форестер», заводит его и, выезжая по гравиевой дорожке, машет рукой через окно. Он тоже машет и смотрит ей вслед, пока автомобиль не исчезает за деревьями.
Повернувшись, Олбан идет назад в огромный дом.
8
— Было время — член у меня не останавливался, — сказал ему Блейк, — а теперь сердце и то останавливается.
Олбан улыбнулся, пытаясь одновременно изобразить сочувствие.
— Неужели так скверно?
— Достаточно скверно. Врачи говорят, пить надо меньше. — Блейк поднял стакан виски с содовой и посмотрел на него с печальной укоризной, как на старого друга, не оправдавшего его доверия. — Наверно, понадобится тройное шунтирование.
— Ну, в наше время это уже довольно рядовая операция.
— Возможно, только меня от одной мысли с души воротит. Это ведь как: разрезается грудина, раздвигаются ребра, представляешь? Огромные стальные зажимы. Страшно. — Он покачал головой. — Кроме того, любая операция связана с риском. Какая-то нестыковка. Врачебная ошибка. Инфекция.
124 
