Последние отзывы

  132  

- Приходи, если хочешь, - говорю я, - просто приходи, если хочешь.

Кладу трубку на рычаг и только тогда ловлю себя на том, что даже не знаю, с кем разговаривал. С ней. Но с кем? Кто это мог быть? Банти? Крисси? Ширли? Женщина из соцобеспечения? Кэрол?

Нет, только не Кэрол.

Сижу и изучаю сыпь на ногах. Я взял фломастер и обвел границу пораженного этой дрянью участка. Таким образом можно рассчитать скорость распространения инфекции. Зная это, нетрудно определить, к какому времени я весь покроюсь сыпью.

Надо рассказать Росси. Выложу ему всю информацию и посмотрю, как отреагирует этот докторишка. Так вот и так, через три года, четыре месяца, двенадцать дней и шесть с половиной часов ваш пациент, детектив-сержант, уже не детектив-инспектор, Брюс Робертсон полностью покроется коростой.

А вы и не знали?

Спрашиваете, каким методом я это определил? Мой метод - это мой метод и только мой метод. Насрать.

Поднимаюсь и иду к окну. На западе собираются тучи. (Ты витал в облаках, Брюс, однако в глубине души жило сомнение: не подставит ли она тебя, не ждут ли тебя очередные унижения и насмешки. И все же ты пошел. Гормоны - могучая сила, тем более гормоны Брюса Робертсона. Тебе было страшно, но ты пошел, к ней, в домик у реки. Все было отлично. Оказалось, что это так чудесно - сидеть в тепле и разговаривать о музыке, тем более с девушками. Вернувшись домой, ты вспоминал ее и мастурбировал. И как ни пытался ты не думать о ее калипере, как ни старался отделить его от ложившегося в голове образа Роны, проклятая железяка появлялась снова и снова во всем своем холодном, блестящем кожанно-металлическом великолепии. Потом ты чувствовал себя виноватым, но почему? Все молодые парни мастурбируют. Тебе хотелось поцеловать ее, Брюс. Тебе жутко хотелось ее поцеловать. На следующий день ты отправился к ней домой один. Вы снова слушали тот альбом. Ничего, если я тебя поцелую? спросил ты. Просто в щеку. Она рассмеялась. Нет, только не в щеку. Я хочу по-настоящему. Ты задрожал и сказал: Ладно. Твои губы и ее. Они были крепко сжаты, ты представлял их другими. Потом подумал о слюне и микробах. Но вскоре вы оба расслабились и вошли во вкус. Голова у тебя пошла кругом, а в штанах будто пружина распрямилась. Через пару дней ты снова встретил ее на площадке. Она улыбнулась тебе, а ее подруга сказала что-то. Ты подошел. Каждый раз, когда ты разговаривал с ней в присутствии ее друзей, кровь бросалась тебе в лицо. Но это прошло. Через некоторое время ты успокоился, и агрессия и зависть, исходившие от других парней, перестали тебе досаждать. Ты знал, что они собой представляют: при всех своих крутых разговорах большинство оставались девственниками. Они беспрестанно хвастали своими вымышленными победами, рассказывали о девочках, которых якобы перетрахали, но при этом ты никогда не видел их в компании с какой-либо птичкой. Прогулками с Роной ты бросил им вызов. Ты распалил в них злость. Ты чувствовал, что становишься сильнее, а они слабели на глазах. Тебе это нравилось. Ты упивался своей непохожестью на них. Ты не только ощущал себя другим, ты ощущал свое превосходство над ними. И тебе хотелось, чтобы именно таким тебя и видели. Оставалось только утвердить это отличие. Сильным тебя сделала Рона. Она так гордилась собой и тобой, что даже ходить стала иначе: с вызывающе поднятой головой, хотя все так же подволакивая ногу. Но вокруг было много людей, чувствовавших, что они пребывают в нижней части экономической и социальной структуры и не ждавших от будущего ничего, кроме унижения. Многие из них мечтали о красотке с калипером. Ты помнишь их, ухмыляющихся, злобных, завистливых. Помнишь и слово, летевшее тебе вслед: недоделок. Тебе не потребовалось много времени, чтобы расстаться с девственностью. Как и ей. Ты не мог сделать это ни в ее доме, ни в доме своей бабушки, а потому все произошло у опор старого моста. Было темно и тихо, от реки поднимался сладкий запах, когда ты вел ее через поломанные ограждения. Рона споткнулась, упала недовольно посмотрела на тебя. Перестань, все в порядке, подбадривал ее ты. Не могу, устало и раздраженно бросила она. Ты освободил больную ногу от проволоки и колючек, а потом обхватил девушку одной рукой и потянул к себе. Ты пронес ее через дыру в ограждении, и в какой-то момент она запаниковала, напряглась и вскрикнула, но ты держал крепко. Тебе нравилось чувствовать ее так близко, чувствовать тепло, запах волос, аромат духов, которыми она иногда брызгала на себя. Рона совсем выбилась из сил, и тебе пришлось прислонить ее к опоре моста, чтобы она не поскользнулась и не упала в воду. Ей была не по вкусу вся эта возня, поэтому ты не стал медлить: задрал юбку и спустил до колен трусики, чтобы она смогла освободиться от них, подняв здоровую ногу. Ты не стал снимать их совсем, а заткнул за ремешок калипера, чтобы они не упали в грязь. Вот уже и брюки спущены, но тут вы оба замерли, потому что по мосту над вами, хрустя колесами по гравию, проехала машина. Ты прижимаешься к ней, и она помогает тебе попасть, направляет своей рукой. Вы оба скрежещете зубами, потому что все не так легко и гладко, и ты сознаешь, что надо было потрогать, погладить ее, дождаться, пока она будет готова, но тебя подталкивает нетерпение опасение, что она передумает в последнюю минуту или вам кто-то помешает. Второй раз похож на первый. А потом был тот, то ли третий, то ли четвертый, который стал последним. Ты не помнишь? Почему? Потому что не хочешь вспоминать? Последний. Такой же, как второй или третий. Ты думаешь, как бы было здорово трахаться на кровати, но пока тебе хватает и того, что есть. Ты просовываешь руку между ее ягодицами и шершавой бетонной колонной и начинаешь. Наверно, у тебя что-то получается, потому что она тоже заводится и шепчет: Еще... еще... Твой язык оказывается у нее во рту, а ее в твоем, и вы занимаетесь любовью, и то, что началось так неуклюже и неприятно, приводит вас в состояние, близкое к блаженству. Ты кончаешь первый и не можешь продолжать. Как и во второй и третий или четвертый раз. Ты чувствуешь, что она разочарована. Теперь, когда все позади, тебя охватывает сильнейшее желание убежать, бросить Рону. Ты вдруг начинаешь смотреть на нее другими глазами: ничего особенного, хромоногая калека. Но твой друг Дермам уверяет, что так и должно быть, что это нормально,

  132