Особенно,... 
197 
Вслушиваясь в тишину, я не услышал ни биения сердца, ни шума бегущей по венам крови.
– Но ведь кровь внутри них есть? – спросил я.
– Да, есть.
– А ты…
«Ты приносишь им жертвы?» – хотел спросить я.
– Они больше не пьют кровь.
Даже эта новость показалась мне ужасной. Они лишены и этого удовольствия. Представить только, как все могло бы происходить! Вот они делают стремительное движение, убивают свою жертву и вновь застывают в неподвижности. Нет, невозможно! Мне следовало бы испытать облегчение. Однако ничего подобного со мной не произошло.
– Много лет назад они еще продолжали пить кровь, однако всего один раз в год. Я оставлял для них жертвы внутри святилища – злодеев и преступников, которые были совсем слабы и близки к смерти. Когда я возвращался, то видел, что жертва принята, однако Тех, Кого Следует Оберегать, я всегда находил в прежнем положении. Только цвет их лиц слегка менялся. Но я ни разу не видел хотя бы единой пролитой капельки крови.
Это всегда происходило в ночи полнолуния и, как правило, весной. Жертвы, оставленные в другое время, никогда не принимались. А потом прекратились и эти ежегодные пиршества. Время от времени я продолжал приносить им жертвы. Прошло около десяти лет, и однажды они вновь приняли жертву. Снова была весна. И снова в небе светила полная луна. А потом опять ничего не происходило в течение примерно полувека. Я потерял счет годам. Мне думалось, что им, возможно, необходимо видеть луну и видеть, как сменяют друг друга времена года. Однако, как оказалось, это не имело для них никакого значения.
Они перестали пить кровь еще до того, как я взял их с собой в Италию. А это было триста лет назад. Они ничего не пили даже в жарком Египте.
– А когда это случалось, тебе ни разу не приходилось быть свидетелем их пиршества?
– Нет, никогда.
– И ты никогда не видел, чтобы они двигались?
– Никогда, с тех пор как… с самого начала.
Меня вновь охватила дрожь. Я смотрел на них, и мне казалось, что они дышат, что губы их шевелятся. Я понимал, что это не более чем иллюзия, обман зрения. Однако происходящее буквально сводило меня с ума. Если я немедленно не выберусь отсюда, то непременно снова разрыдаюсь.
– Иногда, когда я прихожу к ним, – продолжал Мариус, – то замечаю некоторые изменения.
– Что?! Как это?!
– Сущие мелочи, – вновь заговорил он, задумчиво глядя на статуи. Потом протянул руку и дотронулся до ожерелья на шее женщины. – Вот это, например, ей нравится. Вероятно, оно именно то, какое ей нужно. Но было и другое. Его я часто находил сломанным и валяющимся на полу.
– Значит, они могут двигаться?!
– Сначала я думал, что ожерелье просто упало. Но, три раза подняв и починив его, я понял, что все бесполезно. Она либо срывала его с шеи, либо усилием воли заставляла упасть.
Я что-то прошептал в ужасе и вдруг буквально помертвел от страха, что осмелился выругаться в ее присутствии. Мне захотелось немедленно убежать. На ее лице, как в зеркале, отражалось все то, что рисовало мне воображение. Мне показалось, что губы ее изогнулись в улыбке, хотя на самом деле они оставались неподвижными.
– То же самое происходило и с другими украшениями, с теми, на которых, как мне думается, были написаны имена не почитаемых ими божеств. Однажды я принес из церкви вазу, но она оказалась разбитой вдребезги, словно разлетелась на куски от одного их взгляда. Были и другие, не менее поразительные, ситуации.
– Расскажи.
– Иногда, войдя в святилище, я заставал кого-нибудь из них стоящим.
Все это было столь ужасно, что мне захотелось схватить его за руку и силой вытащить отсюда.
– Его я однажды обнаружил в нескольких шагах от стула, – продолжал Мариус, – а в другой раз она стояла возле самой двери.
– Она пыталась выйти? – шепотом спросил я.
– Возможно. – Он задумался. – Однако были времена, когда они с легкостью могли выйти отсюда, если хотели. Ты сам составишь свое мнение, когда услышишь мой рассказ до конца. Всякий раз, когда я находил их не там, где всегда, я возвращал их на место и усаживал, придавая им привычную позу. Это требовало очень больших усилий. Они словно сделаны из упругого камня, если ты можешь представить себе такое. А теперь задумайся: если я обладаю такой силой, какие силы присущи им?
– Ты сказал: если… если хотели. А что, если они испытывают прежние желания, но больше не могут удовлетворить их? Что, если в результате величайших усилий они только и способны, что дойти до двери?
197 
