102 
– Все мы Его дети, – ответил Мемнох. – Хочешь узнать, с чего все началось, услышать рассказ о создании мира и о грехопадении? Или предпочитаешь просто вернуться и броситься в Его объятия?
– А что еще я могу там найти? – спросил я, хотя в глубине души уже знал ответ: ключ к пониманию того, о чем говорил Мемнох.
Кроме того, для проникновения туда требовалось еще что-то. Я не мог попасть на небеса просто так, и Мемноху это было прекрасно известно. Да, выбор у меня действительно был, но несколько иной: либо последовать за Мемнохом, либо вернуться на землю. Пропуск в рай не выдается кому попало – о том, чтобы ни с того ни с сего вернуться туда и броситься в объятия Господа, не могло быть и речи. Предложение Мемноха было чистой воды сарказмом.
– Ты прав, – подтвердил он. – И в то же время сильно ошибаешься.
– Я не хочу видеть ад, – неожиданно для себя самого заявил я, вставая и распрямляясь во весь рост.
Оглядевшись вокруг, я содрогнулся. Это был мой Сад Зла, заросший колючими виноградными лозами, уродливо искривленными деревьями, травой и дикими орхидеями, цепляющимися за изгибы покрытых мхом веток. Высоко над нашими головами в густой паутине листвы сновали птицы.
– Я не хочу видеть ад! – вновь прокричал я. – Не желаю!..
Мемнох молчал и словно что-то обдумывал.
– Ты хочешь знать причины, истоки происходящего? – спросил он наконец. – Хочешь или нет? Я был уверен, что именно ты – скорее, чем кто-либо другой на этом свете, – пожелаешь их выяснить. Я думал, что тебе как никому захочется знать все, до мельчайших деталей.
– Да, я хочу! – воскликнул я. – Конечно же хочу! Но... Но я сомневаюсь, что смогу...
– Я могу рассказать тебе все, что известно мне самому, – мягко сказал Мемнох, слегка пожимая могучими плечами.
Его волосы были гораздо глаже, пышнее и гуще, чем у людей, и отличались неземным блеском. Я увидел их корни, потому что в тот самый момент они буквально у меня на глазах распрямились и сами собой упали назад, преобразуя растрепанную шевелюру в красивую прическу и открывая лоб. Его лицо с правильной формы носом, пухлыми губами, четко очерченными скулами и твердым, волевым подбородком казалось поистине ангельским.
Крылья его практически стали невидимыми. Только прищурив глаза и напрягая зрение, можно было различить их очертания и форму перьев, да и то лишь на каком-либо темном фоне вроде ствола дерева.
– Я не в состоянии размышлять здраво, – попытался объяснить я. – Понимаю, как ты разочарован, ибо считаешь, что допустил ужасную ошибку, сделав своим избранником труса. Но, повторяю, я не могу сейчас здраво мыслить. Я... Я видел Его. Он сказал мне: «Ты никогда не станешь моим врагом, Лестат». А именно это ты мне и предлагаешь! Ты привел меня к Нему, а потом утащил от Него прочь.
– С Его же позволения, – заметил Мемнох, слегка приподняв брови.
– Это правда?
– Конечно.
– Тогда почему Он обратился ко мне с такой просьбой? Почему Он так поступил?
– Потому что Он – Бог Воплощенный. А Бог Воплощенный в своем человеческом облике чувствует и страдает как человек. Он продемонстрировал тебе только эту сторону своей ипостаси, вот и все. Страдание! О да, страдание!
Мемнох бросил взгляд на небо и покачал головой, а потом нахмурился и глубоко о чем-то задумался. В этом облике лицо его не могло принять гневное выражение или исказиться иными отрицательными эмоциями.
– Но все же это был сам Господь Бог, – сказал я.
– О да, – кивнул он устало и чуть склонил голову набок. – Живой Господь Бог.
Мемнох отвернулся и устремил взгляд в гущу деревьев. Он не казался ни сердитым, ни раздраженным, ни даже усталым. И вновь мне подумалось, что в такой ипостаси он едва ли способен испытывать нечто подобное. Я догадался, что он прислушивается к звукам сада. Слышал их и я.
Я ощущал запахи животных, насекомых, пьянящие ароматы цветов джунглей – перегретых жарой соцветий-мутантов, которые часто появляются в густой листве тропических лесов. И вдруг до меня донесся человеческий запах.
Да, в лесу были люди! Мы оказались во вполне реальном и обитаемом месте.
– Здесь кто-то есть, – сказал я.
– Знаю. – Мемнох улыбнулся, и в его улыбке на этот раз промелькнула нежность. – Ты вовсе не трус. Так что прикажешь делать – поведать тебе обо всем или отпустить? Ты и так уже знаешь гораздо больше, чем миллионам других удается познать за всю их жизнь. И ты понятия не имеешь, что делать со своими знаниями, как существовать дальше и продолжать быть тем, кто ты есть... Однако тебе довелось собственными глазами – пусть ненадолго – заглянуть в рай. Так следует ли мне отпустить тебя? Разве ты не хочешь понять, почему я так отчаянно нуждаюсь в тебе?
102 
