94 
– Пекинский балет – вот что было переломной точкой, – ввернула Труде.
– Да, действительно. Но, наверное, у нас не было времени остановиться и подумать: мы трудились, не жалея сил, и даже не подозревали о том, как растем в глазах горожан. И теперь, положа руку на сердце, нужно признать, что наша роль в общественной жизни стала очень заметной. Пора открыть на это глаза. Посмотрим правде в лицо: не случайно мистер фон Браун пригласил нас в свою контору и закончил разговор этим самым предложением. «Если выпадет удобный момент, я вас ему представлю». Именно так и сказал – правда, Труде? «Не сомневаюсь, мистер Райдер будет очень рад с вами встретиться – в особенности потому, что вы взяли на себя заботу о его родителях, а это волнует его как ничто другое». А ведь мы всегда говорили, что, взявшись за это поручение, получаем прекрасный шанс быть представленными мистеру Райдеру. Вот только не ожидали, что произойдет это так скоро, – и нас поразило будто громом… Что с тобой, Фиона, дорогая?
Сидевшая рядом со мной Фиона нетерпеливо ерзала на месте, пытаясь прервать этот словесный поток. Теперь, когда Инге ненадолго умолкла, Фиона подтолкнула меня локтем и бросила взгляд, говоривший: «Ну же! Сейчас самое время!» К несчастью, я еще не совсем отдышался после подъема по лестнице и, наверное, поэтому замешкался. Во всяком случае, возникла неловкая пауза – и все три женщины уставились на меня. Поскольку я так и не раскрыл рта, Инге продолжила:
– Хорошо. Если не возражаешь, Фиона, я договорю до конца. Не сомневаюсь, дорогая, что у тебя в запасе множество интересных историй, и мы жаждем их услышать. Понятно, что пока с нами в центре города происходило то, о чем я рассказываю, ты тоже пережила немало любопытного в своем трамвае, но если ты соизволишь еще минуточку потерпеть, твоих ушей может коснуться нечто, не вполне для тебя безразличное. В конце концов (тут я решил, что сарказм, звучавший в ее голосе, выходит за рамки приличий), речь идет о твоем старом друге – твоем старом друге мистере Райдере…
– Инге, ради Бога! – вмешалась Труде, но губы ее тронула усмешка, и обе женщины обменялись веселыми взглядами.
Фиона снова толкнула меня локтем. По ее лицу я понял, что она потеряла терпение и желает немедленно поставить своих мучительниц на место. Наклонившись вперед, я откашлялся, но, прежде чем успел вставить хоть слово, Инге заговорила вновь:
– Так вот, я упомянула о том, что, если подумать, при наших заслугах, собственно, другого обращения и быть не может. Ясно, что во всяком случае мистер фон Браун считает именно так. Он был все время сама обходительность, правда? Беспрестанно извинялся, когда ему пришлось оставить нас и отправиться в ратушу, чтобы присоединиться к официальной группе. «Мы будем в зоопарке примерно через полчаса, – повторял он. – Надеюсь вас там увидеть». Сказал, что мы можем держаться метрах в пяти-шести от официальной группы – это будет вполне уместно. В конце концов, мы же не просто публика! О, прошу прощения, Фиона, мы не забыли о тебе и собирались сообщить, что одна из нашей компании – то есть ты, дорогая, принадлежит к числу ближайших друзей мистера Райдера, давних и близких его друзей. Мы думали вставить эту фразу, но случай как-то не подвернулся – да, Труде?
Женщины снова обменялись ухмылками. Фиона едва сдерживала ярость. Видя, что дело зашло слишком далеко, я решил вмешаться. Существовало две возможности сделать это безотлагательно. Во-первых, объявлением о том, кто я есть, неплохо было бы непринужденно дополнить очередную тираду Инге. К примеру, преспокойно ввернуть: «Ну что ж, нам не выпало удовольствия познакомиться в зоопарке, но что за беда – ведь гораздо удобнее сделать это здесь, у вас дома?» или что-нибудь еще в этом духе. Иной способ заключался просто-напросто в том, чтобы внезапно вскочить с места и, не исключено, с воздетыми руками без околичностей провозгласить: «Я – Райдер!» Мне, разумеется, хотелось выбрать из этих двух ходов более эффектный, поэтому, вновь замешкавшись, я упустил момент, и Инге продолжала рассказ:
– Мы добрались до зоопарка и прождали там… минут двадцать, так ведь, Труде? Мы стояли за столиком кафе – и минут через двадцать увидели, как прямо к воротам подъехали автомобили и из них вышли члены группы – отборнейшая публика. Десять или одиннадцать джентльменов, один солидней другого: мистер фон Винтерштейн, мистер Фишер, мистер Хоффман. И, конечно, мистер фон Браун. Среди них находился мистер Бродский – и вид у него был самый изысканный, правда, Труде? Его было не узнать. Мы, понятно, тут же принялись высматривать мистера Райдера, но его не было. Мы с Труде переводили взгляд то на одного, то на другого, но это были обыкновенные люди – члены городского совета. Мы было приняли за мистера Райдера очередного джентльмена, выходившего из машины, но это оказался мистер Райтмайер. Как бы то ни было, мистер Райдер не появился, и мы предположили, что он задерживается по причине своего слишком плотного расписания. И вот эти господа двинулись по тропе – все, как один, в темных пальто, за исключением мистера Бродского, который был одет в серое (очень элегантное), и на нем была того же цвета шляпа. Они неспешным шагом миновали ряд кленов и приблизились к клеткам. Мистер фон Винтерштейн явно опекал мистера Бродского и показывал ему животных. Но, как ты понимаешь, никому не было дела до зверей: все явились ради свидания мистера Бродского с мисс Коллинз. И мы не выдержали – правда, Труде? Мы прошли вперед, завернули за угол и попали на центральный перекресток, где, разумеется, находилась мисс Коллинз, которая в полном одиночестве стояла и рассматривала жирафов. Мимо нас шли и другие посетители, но они, конечно, ни о чем не подозревали, и только когда из-за угла показалась официальная группа, осознали необычность происходящего и почтительно посторонились, а мисс Коллинз по-прежнему стояла перед клеткой с жирафами и выглядела еще более одиноко, чем всегда, а заметив официальную группу, стала пристально рассматривать жирафов. Внешне абсолютно спокойна – не догадаешься, что делается внутри. А у мистера Бродского, мы видели, лицо застыло – и он украдкой косился на мисс Коллинз, хотя расстояние между ними было еще порядочное: оставалось пройти клетки с обезьянами и енотами. Мистер фон Винтерштейн представлял мистеру Бродскому зверей, словно официальных гостей на банкете, – правда, Труде? Мы не понимали, почему джентльмены не шагают прямиком к жирафам и мисс Коллинз, но, видно, таков был их план. Сцена вышла до того волнующей, до того трогательной, что мы на минуту даже забыли о мистере Райдере, который мог появиться в любой момент. Мы видели, как изо рта мистера Бродского и других сопровождающих вылетал пар; потом, когда оставалось всего две-три клетки, мистер Бродский потерял всякий интерес к животным и сдернул с себя шляпу. Это был очень старомодный, церемонный жест, Фиона. Мы гордились, что присутствуем при этом.
94 
