62 
– Естественно, ты винишь себя, – вновь заговорил скрипач. – Ты не хотела ехать потому, что именно это место Сьюзен упомянула в своем письме.
– Не помню.
– Помнишь, конечно, – иначе я бы не знал об этом.
– У меня нет никаких ассоциаций с морскими волнами и пляжем Бразилии. Тебе придется отыскать какую-нибудь особую деталь. Или отрешиться самому от этой картины, раз ты не хочешь, чтобы я ее видела, а это может означать только, что…
– Прекрати свой глупый анализ.
Я отпрянула. Боль на секунду победила. Я не могла вымолвить ни слова. Карл действительно хотел отправиться в Рио, и много раз в юности я тоже хотела уехать – к югу от Бразилии, в Боливию, Чили и Перу, в далекие и таинственные страны. Сьюзен писала в своем послании, что Лили возродилась в Рио… да-да, была там еще какая-то подробность, какая-то деталь…
– Девочки, – напомнил он.
Я вспомнила. В нашем доме в Беркли, в квартире над Сьюзен, жила красивая бразильянка с двумя дочерьми; уезжая, они сказали: «Лили, мы никогда тебя не забудем». Университетская семья из Бразилии. Там их было несколько. Я отправилась в банк, наменяла серебряных долларов и дала по пять монет красивым девочкам с гортанной речью… ну да, именно с этим акцентом говорили девушки во сне! Я посмотрела на него. Язык, на котором говорили в мраморном дворце, – португальский.
Он в ярости вскочил, потянув за собою скрипку.
– Поддайся чувству, выстрадай его! Почему ты сопротивляешься? Ты подарила им серебряные доллары, а они поцеловали Лили. Они знали, что она умирает, но ты думала, что Лили не догадывается об этом. И только после смерти Лили ее подруга, ее подруга Сьюзен, относившаяся к ней по-матерински, сказала тебе, что Лили с самого начала знала, что умрет.
– Я не стану это терпеть, клянусь, не стану. – Я поднялась из-за стола. – Прежде чем позволить тебе так обращаться со мной, я проведу обряд изгнания, словно ты обычный ничтожный демон.
– Проведи этот обряд над собой.
– Ты зашел слишком далеко, слишком, и ты преследуешь какие-то свои собственные цели. Я не забыла свою дочь. Этого достаточно. Я…
– Что? Лежишь рядом с ней в воображаемой могиле? Как, по-твоему, выглядит моя могила?
– Разве она у тебя есть?
– Не знаю. Я никогда ее не искал. К тому же они ни за что не решились бы придать меня священной земле или поставить мне могильный камень.
– Ты выглядишь таким же печальным и сломленным, как я.
– Еще чего, – сказал он.
– Мы с тобой еще та парочка.
Он попятился, будто испугался меня, и прижал скрипку к груди.
Я услышала глухой удар часов – один из нескольких, самый громкий, – наверное, он доносился из столовой. Прошло несколько часов с того момента, как мы затеяли перепалку.
Я взглянула на него, и во мне поднялась ужасная злоба: захотелось отомстить за то, что он знает все мои тайны, не говоря уже о том, что он вытягивает их наружу и играет с ними. Я потянулась за скрипкой.
Он попятился.
– Не смей.
– Почему же? Разве ты растаешь, если выпустишь ее из рук?
– Она моя! – выкрикнул он. – Я забрал ее с собой в смерть, и со мной она останется. Я больше не спрашиваю почему. Я больше вообще ни о чем не спрашиваю.
– Понятно. А что, если ее сломать, разбить, разнести в щепки?
– Не получится.
– А на мой взгляд, может получиться.
– Ты глупа и безумна.
– Я устала, – сказала я. – Ты перестал лить слезы, и теперь моя очередь.
Я отошла от него и открыла дверь в столовую. С порога мне были видны задние окна дома, а за ними высокая лавровишня возле забора перед домом священника, яркая листва вспыхивала в электрическом свете, подрагивая под порывами ветра. А ведь в этом огромном скрипучем доме я даже не заметила, что дует ветер, и только теперь услышала, как он стучит ставнями и пощелкивает полами.
– О Господи!
Я стояла спиной к скрипачу и слушала, как он осторожно подходит ко мне, словно просто желая оказаться рядом.
– Да, поплачь, – прошептал он. – Что в том плохого? Я посмотрела на него. В эту секунду он казался настоящим, почти теплым.
– Предпочитаю другую музыку! – сказала я. – Ты сам знаешь. А это маленькое дело ты превратил для нас обоих в ад.
– Неужели ты думаешь, что есть связь прочнее? – искренне удивился он. И вид при этом у него был совершенно простодушный. – Что я, находясь на более продвинутой стадии чувств и жизни, мог бы купиться на что-то вроде любви? Нет, в любви для меня недостаточно накала. Во всяком случае, с той ночи, когда я покинул земной мир, прихватив с собой этот инструмент.
62 
