Ее надежды для Грегори, высказываемые вслух, звучали вот так. Не устраивай свою жизнь окончательно слишком рано. Не делай в двадцать лет того, что свяжет тебя на всю твою дальнейшую жизнь. Не делай того, что сделала я. Путешествуй. Наслаждайся жизнью. Узнай, кто ты и что ты. Исследуй.
Грегори понимал уговоры матери, но чувствовал, как чувствуют дети, что он и задним числом воплощают собственные желания родителей, а не надежды на лучшее для ребенка. Правда, он связывать себя не хотел, но особого желания путешествовать не испытывал. Правда, он хотел узнать, кто он, что бы там ни пряталось за этой фразой, но исследованиями для этого не занимаясь. Наслаждаться жизнью? Да, он хотел наслаждаться жизнью. Или вернее, он хотел бы хотеть наслаждаться жизнью. Остальные люди, казалось Грегори, куда точнее понимали удовольствие, чем он. Они видели, что это такое, делали то, что требовалось, чтобы его получить, и получали. Откуда они заранее знали, в чем заключается удовольствие? Предположительно, они изучали других людей, замечали, чем те наслаждаются, поступали так же и получали искомое удовольствие. Грегори ситуация представлялась далеко не такой простой. Когда он изучал группу людей, стремящихся получить удовольствие — компанию в пивной, купающихся на морских пляжах, спортивных болельщиков, — он испытывал четкую зависть, но и тайную неловкость. Может, внутри него произошел какой-то вывих. Удовольствие, заключил он, достижимо, только если верить в удовольствие. Летчик в конце летной полосы верит в полет. Это не просто вопрос знания, понимания законов аэродинамики, это еще и вопрос веры. Грегори сидел за штурвалом, содрогаясь на гудроне, диспетчер давал ему разрешение на взлет, но на полдороге по взлетной полосе он всегда нажимал на тормоза. Он не верил, что этот воздушный змей взлетит.
У него были подружки, но, бывая с ними, он обнаружил, что никогда не чувствует того, что ему полагалось чувствовать — недоступность группового удовольствия, убедился он, может распространяться даже на общество двоих. Секс не внушал ему ощущения одиночества, но, с другой стороны, не внушал ему и ощущения особой близости с кем-то. Ну а в мужском товариществе часто проскальзывала какая-то фальшь. Группы мужчин объединяются, потому что боятся сложностей. Они хотят упрощения для себя, они хотят определенности, они хотят четких правил. Поглядите на монастыри. Поглядите на пивные.
Грегори не путешествовал и он не женился. Большую часть своей жизни он проводил возле Джин, чему сначала она пыталась противиться, но что позднее восприняла как бледный комплимент. В первые годы взрослости Грегори перепробовал много работ, но пришел к выводу, что никакой особой разницы между ними нет. Все они были скучными, но одну выбрать требовалось, потому что суть работы в том, чтобы заставлять вас ценить свободное время, пока вы его лишены. Когда он говорил об этом другим, они называли его скептиком, но он скептиком не был. Это же выглядело очевидным. Жизнь опиралась на контрасты, и это продолжается, пока вы не столкнетесь с абсолютным контрастом.
Грегори работал в страховой конторе. Ему нравилась эта работа потому, что люди его о ней не расспрашивали. Говорили мимоходом, что, наверное, это интересная работа, и он кивал, а они спрашивали, нельзя ли застраховаться от дождливых дней во время отпуска, а он говорил, что да, можно, а они смеялись и говорили, только подумать, а потом утрачивали всякий интерес. Грегори это вполне устраивало.
Устраивало его и страхование жизни. Когда он только им занялся, он еще не пришел к выводу, что жизнь абсурдна, он все еще ее взвешивал, но уже безусловно решил, что твоя работа должна быть абсурдной. Концепция «полезной работы», любимый козырь политиков, Грегори представлялась бессмысленной. Ему казалось, что работа полезна только в той мере, в какой она бесполезна, в какой он смеется над собой. Покраска моста через Форт казалась отличной работой, потому что едва вы ее завершали, как должны были начинать снова. Страхование жизни не могло достичь подобного совершенства иронии, но в нем хватало своей. Грегори особенно нравилось объяснять людям, какую сумму они получат в случае своей смерти. Он наслаждался алчностью и хитростью на их лицах — все эти деньги они получат в обмен на такую простенькую вещь, как их смерть. Как-то раз он объяснял условия полиса молодому человеку лет двадцати пяти — такие-то и такие-то месячные взносы, столько-то по смерти, столько-то по истечении срока полиса, — когда тот его перебил: