Последние отзывы

  87  

— Чего?

— Чтобы я ничего не помнил, ничего существенного из того, что случилось на самом деле в ту ночь, чтобы все исчезло и превратилось в черную дыру беспамятства. Быть может, все это и произошло потому, что ты хотела внушить мне какую-то ложь?

— Да. Я сказала тебе, что беременна, — не хотела, чтобы кто бы то ни было знал, что Льюэн не может иметь детей. Мы держали это в тайне, поскольку не представляли, что можно предпринять. Часто думали и говорили об усыновлении, но я не могла решиться — это ведь такой риск.

— И ты искала чистокровного производителя!

— Да, Эдвард! Я вынуждена была терпеть и ждать, не произойдет ли вдруг что-нибудь, а могло ведь и вовсе ничего не случиться. Я была в ужасном состоянии, мне приходилось бороться со временем. А потом Льюэн впал в кому…

— Ты помнишь доктора Сэндона? Он был вашим домашним врачом и нашим тоже. Как-то я подслушал его разговор с моим отцом.

— Ты хочешь сказать, что знал?..

— Нет, не совсем, поначалу я на этот разговор и внимания почти не обратил, а вспомнил о нем лишь в тот вечер, когда ты пригласила меня к себе выпить и…

— Значит, ты… О, Эдвард, ты был ангелом!

— Точнее будет сказать, джентльменом. Фактически я с самого начала догадался, что меня неким образом используют. Но я любил тебя и сделал бы что угодно. Хотя до следующего дня я, в сущности, не отдавал себе отчета в том, что произошло. А потом начал думать, и думать мне пришлось очень долго!

— Так ты с тех самых пор не переставал размышлять об этом? О Эдвард…

— Прежде чем отправиться во Францию, ты поехала в Ирландию.

— Как ты это узнал?

— Я съездил в Дублин, зашел в Тринити-колледж, сказал, что занимаюсь ирландской историей, и попросил показать мне генеалогическое древо Данарвенов до последнего колена. Там значился сын Льюэна Брэн и стояла дата его рождения.

— О господи! Так просто! Да, Брэн родился в Ирландии, так было безопаснее. Когда ты туда приезжал?

— Вскоре после рождения Брэна. Ты тогда уже жила во Франции. Но… я все пытался понять, зачем именно ты это сделала. Я для тебя ничего не значил, ты ведь мне солгала.

— Да, я сказала тебе, что беременна, потому что безумно любила Льюэна, он был великим человеком, и он так хотел ребенка. Но вскоре он заболел, потом его состояние ухудшилось, и врач сказал мне, не ему, что мы никогда не сможем иметь детей, а я мечтала, чтобы у нас был ребенок! И вот когда Льюэна положили в больницу…

— Я провел у тебя ночь, и никто об этом не узнал.

— Никто. Я надеялась, ты и сам не очень хорошо помнишь, что произошло.

— О, я помнил!

— Ты был чудовищно пьян.

— Это ты меня так чудовищно напоила!

— Потом я сказала Льюэну, что жду от него ребенка. Он был счастлив! А потом, разумеется, я сообщила всем остальным.

— О боже! Я очень любил Льюэна. А что Брэн?

— Думаю, Брэн обладает чем-то вроде способности ясновидения.

— Как и я. Он истинный корнуоллец. Я еще там, в церковном дворе, это заметил. Интересно, насколько много ему известно? Во всяком случае, достаточно, раз он захотел разбить мне окно.

— Да, и еще фотографии…

— Фотографии?

— Да, видимо, себе в наказание я сохранила много фотографий. Думала, что храню их для него. Потом, когда Брэн перестал задавать вопросы, поняла: он о чем-то догадывается. И еще здесь, в доме, он нашел вещи, которые я сложила на чердаке… Я не могла его остановить, он все время рылся в них, а когда познакомился с Джексоном, они стали вместе пропадать на чердаке…

— С Джексоном?

— Да, я…

— Джексон чинил окно, разбитое Брэном. Мы говорили с ним о том о сем. Полагаю, Джексон тоже ясновидящий. Он довольно странный человек, гораздо более странный, чем мы думаем. И он всегда держит рот на замке.

— Брэн его любит, я тоже.

— Да, к тому же, как сказал Брэн, всегда кто-то должен начать.

Был вечер. Туан, отослав Розалинду домой, остался один. Никакой ссоры между ними не было, предполагалось, что Розалинда вернется на следующий день. Но на Туана вдруг накатила пронзительная, жестокая боль, словно его разрезали пополам. «Надо мной тяготеет проклятие, — думал он, — я не могу жениться!» Он потерял счет времени. Между тем моментом, когда он снял рубашку, и другим, более поздним часом того же дня он чувствовал себя в раю, нет, это еще слабо сказано, он ощущал в себе полнейшую перемену, будто под воздействием сверхъестественных лучей его организм трансформировался, его тело и разум слились воедино. Словно некий хирург-чудотворец, которому Туан безоговорочно доверял, совершал над ним какую-то операцию, причем Туан все время пребывал в сознании и глаза у него были открыты. На него лился насыщенный золотой свет, который проникал внутрь, плавя и изменяя его тело изнутри. Разумеется, Розалинда тоже была там. Со своей болью и своей радостью.

  87