153 
— Мама великолепно плавает, — успокаивал его Данкен. Сам он тоже плавал все лучше и лучше.
— Но слишком далеко заплывает, — беспокоился Гарп.
Когда понаехали дачники, Гарпы изменили время тренировок, чтобы не привлекать к себе внимания. Бегали и плавали теперь только рано утром. В самые многолюдные полуденные и послеполуденные часы любовались окружающим миром с веранд или наслаждались прохладой большого дома.
Гарп чувствовал себя лучше. Он начал писать, поначалу осторожно: обдумывал подробный план и делал наброски персонажей. Главных героев старался не трогать; по крайней мере, он сам считал их главными — муж, жена, ребенок. Вместо них сосредоточился на детективе, чужом для этой семьи человеке. Гарп знал, какие кошмарные события лежат в основе книги, и решил начать ее с персонажа, который так же далек от его личной боли, как сам детектив от преступления. Но потом подумал: а что, собственно, он может написать о полицейском инспекторе? И наделил его характером, близким и понятным ему самому. Но дальше начиналась запретная тема. С пустой глазницы Данкена были наконец сняты бинты, их сменила черная повязка; на загорелом лице она смотрелась даже неплохо. Гарп вздохнул поглубже и принялся за роман.
Лето подходило к концу, Гарп совсем поправился, и началась новая эпоха — „Мир от Бензенхейвера“. Приблизительно в это время выписался из больницы Майкл Милтон; ходил он после операции с опущенными плечами, опустошенным лицом. Из-за инфекции, занесенной при промывании, ему удалили оставшуюся четверть пениса. Гарп об этом не знал; впрочем, в его состоянии это известие вряд ли бы его порадовало.
Хелен видела — Гарп взялся за роман.
— Я не буду его читать, — заявила она. — Ни единого слова. Я понимаю, тебе надо его написать, но я даже видеть его не хочу. Не обижайся и пойми: я должна все это забыть. Если ты должен, наоборот, описать это, Бог тебе в помощь. Такие вещи каждый хоронит по-своему.
— Строго говоря, я пишу не об „этом“, — сказал он ей. — Ты же знаешь, я не пишу автобиографических романов.
— Да, знаю. Но я все равно не смогу читать.
— Конечно, я понимаю.
Он всегда знал, писательство — ремесло одиночек. Но быть одиноким в такой мере — это, пожалуй, чересчур. Дженни, он знал, прочтет; нервы у нее крепкие. Скольких она выходила! Больной становился здоровым, уходил, и на его место являлись новые.
Среди новичков была довольно противная девица по имени Лорел; однажды за завтраком она допустила непростительную оплошность — пожаловалась на Данкена.
— Можно я буду ночевать в другой части дома? — попросила она у Дженни. — Этот странный мальчик с подзорной трубой, фотоаппаратом и черной повязкой шпионит за мной. Эти мальчишки лапают меня глазами, даже если у них всего один глаз.
Накануне Гарп бежал по пляжу, когда едва рассвело, споткнулся, упал и снова повредил челюсть. Пришлось опять надеть свои проволоки. Подходящей записки под рукой не оказалось, и он торопливо написал на салфетке: „Пошла ты на… “ — и швырнул салфетку изумленной девушке.
— Послушайте, — сказала она Дженни, — именно от этого я и сбежала. Один мужик не дает мне проходу, другой грозит изнасиловать своим большим членом. Зачем все это? И где? У вас! Выходит, я встретила здесь то же самое, от чего сбежала?
„Да пошла ты на… “ — написал ей Гарп еще раз, но Дженни быстренько увела девушку из комнаты и рассказала, как появилась черная повязка на лице у Данкена, для чего подзорная труба и камера; и бедная девушка, пока не уехала, старалась избегать встречи с Гарпом.
Она жила в доме Дженни всего несколько дней; а потом за ней приехал в спортивном автомобиле с нью-йоркским номером настоящий мужчина, из тех, что вечно грозят бедняжке Лорел „изнасиловать ее своим большим членом“.
— Эй вы, резинки! — крикнул он Гарпу и Роберте, сидевшим на веранде на большом диване-качалке, как старые любовники. — Так, значит, в этом борделе вы держите Лорел?
— В общем-то мы ее не держим, — ответила Роберта.
— Заткнись, лесбиянка! — ответил ньюйоркец и поднялся на крыльцо. Двигатель он не выключил, и тот то набирал обороты, то сбрасывал, то набирал, то сбрасывал. На нем были зеленые замшевые брюки и ковбойские сапоги. Он был высок и широкоплеч, но ростом и силой явно уступал Роберте Малдун.
— Я не лесбиянка, — сказала Роберта.
— Но и не кристально чистая девственница, — ответил пришелец. — Где, черт возьми, Лорел?!
153 
