142 
Я приняла свое решение давно, Пэйс. Глупо спрашивать меня сейчас об этом.
Дора обхватила руками его шею и потянулась к нему губами, ожидая поцелуя, мысленно моля его об этом. Она Губы Пэйса нашли ее губы и коснулись их, сначала нежно и осторожно, затем настойчивее, и Дора всем существом устремилась к нему. Когда ее грудь коснулась его обнаженной кожи, он, издав глухой стон, сильнее прижал ее к себе. Она чувствовала его возбужденное тело, его желание овладеть ею, и страхи исчезали с каждым его прикосновением. Дора чувствовала его жадные губы и радостно покорилась жгучим ласкам.
Потеряно столько времени, что она позабыла то блаженство, которое испытывала от его поцелуев. Теперь Дора наслаждалась его мужским запахом, силой рук, прикосновением губ и языка, пахнущих недавно выпитым бренди. Пэйс не успел побриться перед ужином, и щеку Доры щекотала отросшая щетина на подбородке. Это еще больше возбуждало ее, как и его пальцы, мнущие ее тело под тонким батистом.
Пожалуйста, Пэйс, – пробормотала Дора, когда он, не переставая целовать ее, опускался все ниже. Она и сама не знала, о чем просила, но, кажется, он ее понял, и, наконец, снова опустил на пол. Распахнув ее кофточку, он обнажил грудь. Дора затрепетала, когда их тела соприкоснулись, и почувствовала, как подкосились ноги.
Я никогда не устану ласкать тебя, – хриплым голосом промолвил Пэйс, жадно целуя нежную шею. – Я готов быть с тобой весь, целиком, и оставаться, так как можно дольше. По меньшей мере, до рассвета. Мне не насытиться тобой, твоим телом, а если это произойдет, клянусь, ты останешься без сил и едва ли сможешь держаться на ногах. Ты уверена, что готова к этому?
От его слов Дора действительно почувствовала слабость в коленях. Она никогда не умела произносить слова любви, но, кажется, Пэйс сам все сказал за нее. Дора подняла его голову, нашла губы и попросила отнести ее на постель. Сама она уже не дошла бы до нее.
Наконец мешающая им одежда была снята и отброшена прочь. Дора извивалась и тихонько, беспомощно постанывала, когда он, осыпая ее тело поцелуями, стащил с нее чулки и нежно поцеловал под коленом. Каждый раз, когда его губы отдалялись, чтобы целовать ее тело, касаться кожи, Дора готова была кричать, словно теряла его.
Она изнывала от желания и, вонзив ногти в его твердые мышцы, пыталась вернуть, притянуть к себе, но безуспешно. Тело ее горело от любовных прикосновений. Когда ее грудь заныла от его ласк, его губы спустились ниже, к ложбинке между ног, и коснулись ее. Доре показалось, словно что-то взорвалось в ней, брызнув яркими звездами.
Он взял ее, не дав опомниться, и ждал, пока жена уловит его ритм, забудет о том, кто она и где находится, полностью отдавшись всесильному инстинкту, самой природой дарованному всем женским существам.
Пэйс быстро достиг экстаза, и горячий сок жизни оросил трепещущее лоно.
Он заглушил поцелуями ее протест. Взяв грудь жены в свои ладони, Пэйс ласкал ее поцелуями, бормоча прекрасные слова, которые возбуждали Дору, как и его руки. Никогда никто не ласкал и не любил ее. Откинув голову, она полностью отдалась его воле. Он пробуждал в ней жажду жизни и желаний. Дора лишь не переставала удивляться тому, как он понимал ее.
Каждая частица тела трепетала, внутри все горело. Всем своим существом Дора тянулась к Пэйсу. Она гладила обнимавшие ее сильные руки, чувствовала твердость бицепсов, крутой изгиб мощного плеча и гладкую плоскую грудь. Коснувшись его сосков, она услышала подавленный стон и еще сильнее впилась пальцами в мускулистые плечи, идя навстречу его страсти.
Они слились воедино, и, кроме них, не было никого и ничего в мире. Вместе они были всем. Он обещал ей это своим телом, и Дора верила ему. Она приняла его и укрыла в себе, исцеляя от боли прошлого.
Дора спала, повернувшись на бок, и когда Пэйс сбросил одеяло, первые розовые лучи рассвета обрисовали линии ее тела – полукруг бедра и тонкую талию, которую, как ему показалось, он мог бы обхватить ладонью. Однако его рука потянулась к крепкой обнаженной груди Доры.
Пэйс удержал себя, вспомнив ночь. Он порядком измучил жену, и сон ей необходим. В колыбели заворочалась, просыпаясь, Фрэнсис. Она, как обычно, поагукает еще немного, прежде чем предъявит свои права. Дора заслужила этот короткий миг отдыха. Пэйс, прикрыв плечи жены одеялом, встал с постели.
Он чувствовал себя почти умиротворенным. Месяцы, а то и годы, он жил, нося в себе разъяренное чудовище, съедавшее его изнутри. Сейчас оно успокоилось и, свернувшись в клубок, спало в клетке, которую он, не без помощи Доры, соорудил для него. «Да, Пэйс Николлз, у тебя невероятно упрямая жена». Но сейчас он был благодарен ей за это. Ее упорство и решимость прогнали одолевавшие его сомнения.
142 
