— Кто это?
— Главврач третьей больницы. Где ты лежала.
Она помнила эту пышную, красивую женщину, та изредка обходила палаты и устраивала «разнос» сестрам и санитаркам. Ярош сказал:
Глупая баба. И подлая. Тамара Александровна уже шла навстречу, приветственно помахивая косынкой.
— С уловом, Антон Кузьмич! Я не знаю, как полагается говорить… Шикович! Как встречают грибников? Со сбором? С набором? С уловом?
Смеялись ее сочные губы, то появлялись, то прятались хорошенькие ямочки на щеках. А глаза, глаза — холодные, злые — разглядывали Зосю. Да так бесцеремонно, что Зосе показалось, раздевают ее. Совсем растерявшись, не знакомясь, не поздоровавшись даже, она чуть не бегом кинулась к сидящей на крыльце Маше, как бы ища защиты.
— Смотри, сколько я нашла боровиков! А ты? О, за тобой ни в чем не угонишься!
— Твоя пациентка? — спросила Гаецкая у Яроша.
Это мог спросить врач у врача просто, профессионально. Она как будто так и спрашивала, но взгляд, которым проводила Зосю, не укрылся от Яроша и возмутил его. Он сдерживал гнев, понимая, что не должен сорваться.
Гаецкая протянула ему руку, подвела к лавочке, познакомила со своей приятельницей. Перекидывались какими-то пустыми словами. Смеялись.
— Хозяева, приглашайте в дом. Надо же обмыть ваши новые углы, — сказала Тамара Александровна.
Шикович смешался, посмотрел на своего хмурого друга — не выручит ли? — и сокрушенно вздохнул:
— Когда я работаю, у меня сухой закон.
Гаецкая не растерялась.
— А мы ездим со своим вином.
— О, тогда другой разговор! Пожалуйста! Прошу! — галантно поклонился Кирилл, указывая на дверь.
«Не хватает только выпивать с Гаецкой здесь, на даче!» — сердито подумал Ярош и объявил:
— Меня ждут дома.
— У Антона Кузьмича ревнивая жена, — словно бы в шутку заметила Тамара, но нарочно так громко, чтоб услышали Зося и Маша.
Ничего не ответив, Ярош направился к «москвичу». Завел, рывком подкатил к самому крыльцу, подняв пыль, точно поставил дымовую завесу. Зося первая торопливо юркнула на заднее сиденье.
Из приличия Ярош помахал докторшам рукой, спросил у Кирилла:
— Что передать твоим?
— Пусть привезут масла и хлеба. Гаецкая, закусив губу, злобно сощурившись,
долго смотрела вслед «москвичу». Ее приятельница спросила:
— Он всегда такой… нелюдим?
— Бывает и похуже, — угрюмо ответил Шикович. Теперь он разозлился на непрошеных гостей. Черт их принес! Не будь их, Антон остался бы. Маша нажарила бы грибов, и они вместе поужинали бы, поболтали. А теперь — развлекай посторонних женщин!..
26
Галина Адамовна глянула на часы и обрадовалась — до конца рабочего дня оставалось несколько минут. Она действительно не любила своей работы. Ей больше по душе домашний обязанности: приготовить вкусный обед, скроить, сшить. Мысли ее были уже дома: что бы такое сегодня придумать, чтоб угодить и Антону, и Вите, и Наташе, у которых довольно разные вкусы?
— Два часа не ешьте, — сказала она пациенту, полоскавшему рот содовым раствором. У нее самой никогда не болели зубы; может быть, поэтому она относилась к своим пациентам с некоторой иронией, не верила их стонам и страданиям; она дважды рожала и ни разу не крикнула, а тут иной так охает, что противно слушать. И к кровавым плевкам она не могла привыкнуть за все пятнадцать лет работы.
Сестра выглянула в коридор, тоже не без удовольствия сообщила, что никого больше нет, и начала протирать инструменты. Галина Адамовна подошла к умывальнику, засучила рукава халата, вооружилась щеткой… В этот момент распахнулась дверь, и вошла Тамара Александровна.
Сердце Галины сразу точно оборвалось и упало в какую-то гулкую пустоту, так что даже стало больно в животе.
Из открытого крана лилась вода.
Леденящие ручейки поползли по спине. Она подумала, что эта женщина с наглыми глазами, которые она, Галина, много лет ненавидела, принесла ей горе. Галина Адамовна была убеждена, что с добрыми намерениями Гаецкая не придет.
Тамара Александровна, поздоровавшись, сразу по-хозяйски расположилась в зубоврачебном кресле.
Галина Адамовна уронила в раковину щетку, похолодевшей рукой закрыла кран. Подумала:
«Если у нее зубы, черт с ней, не обязательно для такой мыть руки».
Никогда еще и ни о ком она так не думала. Спросила официально-холодно, как у незнакомой, и не профессионально: