102 
— Для вас — судья Хатчмейер, — отрезала Бэби, — а насчет покойных лучше оставим, если не хотите без проволочек именоваться покойным мистером Френсиком.
Френсик сглотнул слюну и посмотрел через плечо. Шериф подпирал двери спиной; на поясе его явственно поблескивал револьвер.
— Нельзя ли все-таки узнать, в чем дело? — спросил он, прерывая многозначительное молчание.
Судья кинула взгляд на шерифа.
— Что ему предъявляется? — спросила она.
— Угрозы и запугивание, — отвечал шериф. — Незарегистрированное огнестрельное оружие. Запасное колесо с героином. Вымогательство. Что скажете, судья, то и пришьем.
Френсик плюхнулся на стул.
— Героин? — ахнул он. — Как, то есть, героин? У меня никакого героина…
— По-вашему, никакого? — спросила Бэби. — Херб вам покажет, правда, Херб?
Шериф за спиной Френсика кивнул.
— Его машину, поди, уже разобрали в гараже неподалеку, — сказал он. — Если надо, улики сейчас будут.
Но Френсику не надо было улик. Он втянулся в стул и смотрел на мертвенное лицо Бэби.
— Чего вы хотите? — выговорил он наконец.
— Правосудия, — кратко ответствовала Бэби.
— Правосудия? — усомнился Френсик. — Это вы-то говорите о правосудии, а сами…
— Показания будете давать сейчас или завтра на суде? — осведомилась Бэби.
Френсик опять поглядел через плечо.
— Я бы хотел дать показания незамедлительно, только с глазу на глаз, — сказал он.
— Побудь снаружи, Херб, — кивнула Бэби шерифу. — Далеко не отходи. Может быть, придется…
— Не придется, — поспешно сказал Френсик. — Уверяю, что нет.
Бэби одним движением отмахнулась от его уверений и удалила Херба. Когда дверь затворилась, Френсик достал платок и отер пот с лица.
— Так, — сказала Бэби. — Слушаю ваши показания.
Френсик подался вперед. Он хотел было сказать: «Вы же не можете так со мной поступить», но это клише, затертое его бесчисленными авторами, явно не годилось. Она могла. Он был в Библиополисе, а Библиополиса не было на карте мира.
— Чего вы хотите от меня? — спросил он слабым голосом.
Судья Бэби откинулась в кресле.
— С вашей стороны, мистер Френсик, это любопытный вопрос, — заметила она. — Вы являетесь в наш город, запугиваете одного из наших граждан, угрожаете ему и теперь спрашиваете, чего я хочу от вас.
— Я не угрожал и не запугивал, — возразил Френсик. — Я приехал сказать Пиперу, чтобы он больше не слал мне рукописей. Он мне угрожал, а не я ему.
— Если вы так собираетесь защищаться, то скажу заранее, что в Библиополисе вам никто не поверит, — покачала головой Бэби. — Мистер Пипер известен как самый мирный, самый незлобивый из здешних обитателей.
— Здесь он, может быть, и мирный, — сказал Френсик, — но из Лондона…
— Вы сейчас не в Лондоне, — сказала Бэби, — вы сидите у меня в кабинете — скажите спасибо, если под себя не наделаете.
Френсик воспротивился.
— Вы бы, может быть, тоже наделали под себя, — сказал он, — если бы вам предъявили обвинение, что у вас запасное колесо с героином.
— Тут вы, пожалуй, правы, — кивнула Бэби, — за это вам причитается пожизненное. Угрозы и запугивание, оружие и вымогательство — в сумме пожизненное плюс девяносто девять лет. Вы уж лучше подумайте, а потом говорите.
Френсик подумал и заметил, что трясется еще сильнее: и то правда, как бы под себя не наделать.
— Запугиваете, — выдохнул он.
— Да ничуть, — улыбнулась Бэби. — Кстати, тюремный сторож — дьякон у меня в церкви. Девяносто девять лет вам сидеть не придется. Самое большее три месяца, только в кандалах. И смерть натуральная: змеи и тому подобное. Вы ведь полюбовались на наше маленькое кладбище?
Френсик кивнул.
— Там для вас места хватит, — продолжала Бэби. — Надгробия не будет, надписи тоже — кому это надо? Бугорок и травка, вот и все. Выбирайте.
— Между чем и чем? — спросил Френсик, обретя голос.
— Между пожизненным плюс девяносто девять и тем, что я вам посоветую.
— Пусть будет, как вы мне посоветуете, — сказал Френсик, который не видел возможности выбирать.
— Что ж, — сказала Бэби, — в таком случае признавайтесь.
— Признаваться? В чем?
— Да в том, что вы сами написали «Девства ради помедлите о мужчины» и свалили это на мистера Пипера, обманули Хатча, за ставили мисс Футл поджечь усадьбу и…
— Нет, — вскрикнул Френсик. — Нет, никогда. Я скорее… — Он замолк. Что он — скорее? На лице у Бэби было такое выражение… — Не понимаю, зачем мне в этом признаваться? — сказал он.
102 
