100 
— Ишь ведь, такой мелкий вымогатель, и такие большие претензии, — заметил он, нагнав Пипера в вестибюле. — А уж сколько похабства про «Лавку древностей»…
— Это не похабство, — сказал Пипер, — и не смейте называть меня вымогателем. Вы это начали, и правда есть правда.
— Правда? — сказал Френсик с гадким смешком. — Если уж вы хотите правды, то получите ее. Затем я сюда и приехал. — Он показал на дверь, надписанную «СКРИПТОРИЙ». — А там что?
— Там я учу людей писать, — сказал Пипер.
Френсик посмотрел на него и снова рассмеялся.
— Шутник, — сказал он и растворил двери. Внутри были ряды парт, и на них — чернильницы. Стены увешаны образцами почерка, перед партами — доска. Френсик огляделся.
— Очаровательно. Скрипторий, значит. А Плагиатория нет?
— Чего нет? — не понял Пипер.
— Надо же где-то обучать списыванию. Или вы это прямо здесь? Ну да, уж учить, так всему заодно. Как это у вас поставлено? Каждому студенту по бестселлеру в зубы, а вы сдуваете у всех сразу?
— Вы гадко и грубо зубоскалите, — сказал Пипер. — Сам я пишу у себя в кабинете. А здесь я только учу, как писать — а не что.
— Ах, вот оно что. Учите — как? — Френсик поднял бутыль и встряхнул ее. Жирная слякоть мазнула стенки. — Чернила, я вижу, по-прежнему испаряете.
— Нужна соответственная густота, — сказал Пипер, но Френсик поставил бутылку и повернулся к дверям.
— А где же ваш пресловутый кабинет? — спросил он. Пипер медленно взошел по лестнице и отворил еще одну дверь. Френсик ступил внутрь. Стены обставлены стеллажами, и большой стол перед окном, выходящим на реку, над паромным причалом. Френсик окинул взглядом книги, все в кожаных переплетах. Диккенс, Конрад, Джеймс…
— Ветхий завет, — сказал он и снял с полки «Миддлмарч». Пипер выхватил у него книгу и поставил ее обратно.
— Это что, нынешний образец? — спросил Френсик.
— Это целый мир, это вселенная, недоступная вашему жалкому пониманию, — гневно сказал Пипер. Френсик пожал плечами. В словах Пипера было столько пафоса, что решимость его ослабела. Но Френсик взял себя в руки и повел дело грубее.
— Не худо вы тут устроились, — сказал он, усевшись и закинув ноги на стол. Позади него Пипер побелел от такого святотатства. — Куратор музея, присвоитель чужих романов и вымогатель чужих гонораров — а как насчет интимной жизни? — Он на всякий случай придвинул к себе разрезной нож. Надо бить наотмашь — а черт его знает, как Пипер отреагирует. — Пристроились к покойнице миссис Хатчмейер?
Сзади раздалось шипенье, и Френсик обернулся. Худое лицо Пипера словно еще осунулось, суженные в щелки глаза сверкали злобой. Френсик нащупал нож. Он побаивался, но отступать было поздно: слишком далеко зашел.
— Мое дело, конечно, сторона, — сказал он, отвечая взглядом на взгляд, — но ведь к мертвечинке у вас особое пристрастие. Сперва вы обдирали покойных авторов, потом потребовали из-за гроба два миллиона долларов и, уж само собой, не обошли вниманием и усопшую миссис…
— Не смейте так говорить! — вскрикнул Пипер пронзительно-яростным голосом.
— Почему же не сметь? — сказал Френсик. — И вообше исповедь — она, знаете, облегчает душу.
— Это неправда, — выговорил Пипер, тяжело дыша.
— Что неправда? — злобно ухмыляясь, поинтересовался Френсик. — Правда, как известно, сама скажется. В данном случае моими устами. — Он встал с угрожающим видом, и Пипер отпрянул.
— Довольно. Перестаньте. Ничего больше слышать не хочу. Уйдите и оставьте меня в покое.
— А вы мне пришлете еще одну рукопись и потребуете ее публикации? Нет уж, хватит, — покачал головой Френсик. — Придется вам узнать правду, я ею заткну вашу слюнявую…
Пипер закрыл уши руками.
— Не буду! — крикнул он. — Я вас не буду слушать!
— А слушать и необязательно. Вот прочитайте. — И Френсик достал из кармана отречение доктора Лаут. Он протянул листок Пиперу, и тот взял его. Френсик присел на стул. Кризис миновал, опасаться больше нечего. Может, Пипер и помешанный, но не буйный, его не тронет. И Френсик с какой-то обновленной жалостью смотрел, как тот читает письмо. Не человек, а ходячее недоразумение. Прирожденный писатель, для которого вся жизнь в словах, написать ничего не способный. Пипер дочитал письме и поднял глаза.
— Что это значит? — спросил он.
— Читайте между строк, — посоветовал Френсик. — Что несравненная доктор Лаут — автор «Девства». Вот что это значит.
100 
