Одним пасмурным ноябрьским утром сидел он над газетой и красным карандашом отчеркивал заинтересовавшие его места в статьях. Вошел Сергеев.
— Странная вещь, Василий Антонович. — Председатель облисполкома был явно встревожен. — Из сельсоветов сообщают, что по колхозам ездят какие-то закупщики и закупают у колхозников скот. Я навел справки. Оказывается, это из Высокогорской области. Они что, рехнулись, что ли? У самих поголовье чуть ли не вдвое скакнуло против прошлых лет, а ещё чужое скупают. Этак они нам могут большие неприятности причинить. Я позвонил другим соседям Высокогорья — в Приозерскую область. Да, тоже, говорят, заметили подобное явление.
— Мне это не нравится, Иван Иванович. — Василий Антонович был озадачен. — Давай-ка поговорим с Артамоновым. Что за фокусы! — По телефону он заказал разговор с Высокогорским обкомом. Через несколько минут на проводе был Артамонов.
— Артем Герасимович? Здравствуй, дорогой сосед! Как жизнь идет?
— Идет, — спокойным басом ответил Артамонов. — Как у вас? Я, правда, и сам слежу за сводками. Привычка такая. Не люблю, когда меня в чем-либо обгоняют. Пока вроде впереди вас идем. Может, нужда возникла, помощь требуется? Всегда рады.
— Помощь, помощь, Артем Герасимович. Народ сообщает, что ваши, высокогорские, у наших колхозников скот скупают: бычков, телочек летошних, коров, овец. Что ещё за штука? Ты не в курсе?
Артамонов молчал.
— Да, да, — сказал наконец. — Кое-что знаю. Колхозники тут наши инициативу проявляют. У нас скот, сам знаешь, непородистый, малопродуктивный. Ну, видимо, попородистей коровок ищут. Ваша, старгородская, порода издавна славится. Замена, замена, Василий Антонович. Тут уж по-соседски надо, по-товарищески. На одном деле стоим.
— И овец, значит, заменяют?
— Про овец не в курсе. А коровенок — да, заменяют.
— Так ведь можно было бы и без ущерба для нас это делать. Давали бы нам на обмен своих малопродуктивных, нам все равно мясозакупки выполнять.
— А разве не так делают?
— Да нет, что-то по-другому. За ценой не стоят. Так, бывало, только торгаши-перекупщики действовали.
— Ну это я прикрою. Нагоняй дам, если что. На одном деле стоим. Сообщу потом.
Положив трубку на рычаг аппарата, Василий Антонович пригласил Лаврентьева, и уже втроем они принялись обдумывать положение.
— Сейчас буду звонить по райкомам, — сказал Лаврентьев. — Пусть принимают меры, пусть разъясняют вред этой продажи в другую область. В племяобмен я, откровенно говоря, не верю, Василий Антонович. Артамонов дымовую завесу пускает.
— Петр Дементьевич прав, — поддержал и Сергеев. — Дело нехорошее. Буду тоже звонить по райисполкомам.
История встревожила весь старгородский обком и весь старгородский облисполком. Партийные организации районов, советская власть в районах начали принимать энергичные меры, про-, дажа скота в Высокогорскую область прекратилась. Но подсчеты показали, что его уже довольно много утекло. Оказалось, что такая торговля началась ещё с полгода назад. Просто раньше не обратили, внимания и не спохватились своевременно.
Артамонов через несколько дней, как и обещал, позвонил.
— Кое-кому всыпали за самовольничание, — сказал он. — Так что, будем, соседушки, считать инцидент исчерпанным. Надеемся искупить вину.
Мало ли, помощь понадобится. Учитываете? Ну вот. Лады.
Василий Антонович не любил это хмурое ноябрьское время, когда прошли праздники, когда сократились дни и удлинились вечера, а утром тоже встаешь во мраке, не по солнышку, а по звону будильника. Солнца нет неделями. Низко висит серое тяжелое небо. Из него то падает снег, то льется дождь; а не то пойдут и дождь и снег вместе. На земле слякоть, гололедица. Скользят и падают люди; скользят и чаще, чем в другую пору, натыкаются одна на другую машины. Нервы напряжены. Раздражаешься по пустякам. И так весь взвинчен, а тут ещё сюрпризик этот преподнесли соседи. Василий Антонович доходил бы, наверно, до бешенства, до битья посуды дома, если бы не Соня. Сама иной раз нервничавшая больше, чем следовало, эта верная, умная Соня, когда не ладилось у него, умела отбрасывать все свои неустройства и неудовольствия и все внимание сосредоточивала на нем, на Василии Антоновиче. Она тащила его в театр, в кино. Он упирался, сопротивлялся, но шел. Она приглашала гостей. Он сердился, говорил, что нашла для этого самое-де неподходящее время. Но сидел с гостями и мало-помалу отвлекался от однообразных, заботящих дум. Она шла к нему с бесконечными вопросами, которые и сама могла, без него, разрешить, — лишь бы он отвлекся от своего, назойливого. Она читала ему вслух интересные места, встретившиеся ей в той или иной книжке, рассказывала о посетителях музея, о новых экспозициях, о Чер-ногусе, о его, сказанных кому-нибудь, очередных резкостях.