Она опоздала в Корабль на десять минут. Он уже был там — сидел в углу. Подойдя к стойке, она заказала себе сидра. И села к нему за столик. Путь к столику показался ей вечностью, она чувствовала на себе взгляды всех людей в баре. Улыбнувшись ему в ответ и нервно оглядываясь по сторонам, она с удивлением отметила, что никто, похоже, не обратил на них никакого внимания. Они много выпили и нюхнули спида, который у нее все-таки был и которого она не дала Марку-шотландцу.
В этот вечер под разъяренные звуки выступающей группы Андреас и Саманта скакали по танцполу, забыв обо всем, как безумные. Саманту охватило ощущение свободы и спокойствия, какого она никогда еще не испытывала. Это чувство было вызвано не алкоголем и наркотиками: его источником был Андреас со своей заразительной уверенностью в себе и жизнелюбием.
Она знала, что пойдет с ним домой. Ей хотелось одновременно и веселиться здесь дальше, и поскорей закончить.
На обратном пути Саманта почувствовала, что рай потерян, когда перед ними возникло трио пьяных, улюлюкающих скинхэдов.
— Чертов цирк уродов! — выкрикнул один.
— Пусть идут, — сказал второй, — жаль их, на фиг они тебе сдались?
— А сиськи у нее ничего. Дай пощупать, малышка! Первый подонок дернулся к Саманте.
— Отвали! — крикнула она.
Внезапно Андреас встал перед ней, преграждая ему дорогу.
На какое — то мгновение лицо юного скинхэда выразило удивление и вопрос, как будто он с испугом осознал, что ситуация сейчас выйдет из-под его контроля совершенно неожиданным образом.
— Уйди с дороги, блин, ты, урод чертов! — прошипел он Андреасу.
— Действительно, отойди! Не хочу, чтобы за меня кто-то разбирался!
Тем не менее Андреас не сдвинулся с места. Он глядел своему предполагаемому мучителю прямо в глаза, медленно и расслабленно шевеля желваками. Казалось, он наслаждался этой нежданной помехой, абсолютно владея собой. Он не спешил открыть рот, но, когда он заговорил, речь его звучала медленно и монотонно.
— Если ты не оставишь нас в покое, я отгрызу тебе твою сволочную морду. Понял? — останешься без морды.
Он удерживал свой взгляд. Глаза обритого подонка сперва заслезились, потом задергались. Он громко заорал, но при этом, возможно, сам того не замечая, стал отступать назад.
— Пошли, Тони, на хрен этого фрица-урода, пойдем, пока мусора не набежали, — сказал его приятель.
Уходя, они еще выкрикивали свои оскорбления, но в них звучала маниакальность и протест отчаяния, свойственные униженным и побежденным.
Саманта была поражена. Она боролась с этим чувством, но чувствовала, что немец все больше и больше поражает
ее.
— А ты смелый.
Андреас кивнул в сторону. Подобием пальца на культе, заменявшей руку, он дотронулся до своей головы.
— Я не боец. Руки коротки, — с улыбкой произнес он, — и поэтому надо пользоваться головой. Вот где я побеждаю и проигрываю свои сражения. Иногда получается, иногда не очень, понимаешь? — Он кивнул, в его улыбке читалось c' est la vie.
— Ну да, ты просто загипнотизировал этих подонков, — ответила ему Саманта. И она поняла, что загипнотизированными здесь были не только одни скинхэды.
Она поняла, что влюблена в Андреаса.
Трескуны
Мы болтали часами, просто болтали, блин. Я никогда столько языком не трепал в своей жизни, тем более с бабой. Но я даже не чувствовал смущения. Как будто разговариваешь не с девчонкой; не с девчонкой в обычном смысле, том, который я обычно имею в виду. Я рассказывал о себе, о Бале, о дворе, о матери и старикане, о Сучке и пацаненке; но больше всего я рассказывал о Фирме, о делах, что мы проворачивали, и о тех, что собирались провернуть, и о том, что я собирался сделать с этим подонком Лионси из миллвалльских. Как я с ним разберусь раз и навсегда.
Мне все время хотелось смотреть на ее лицо. Я даже разговаривал, как какой-нибудь педик.
— Можно я дотронусь до твоего лица? — спрашиваю я.
— Нет, — отвечает она.
И я не мог оторваться от ее лица. Мне даже не хотелось ничего другого, типа, обниматься и все такое. И даже трахаться или чего, а просто вот так быть с ней рядом. Я даже начал думать, как какая-то размазня. Это было совсем не… в общем, это было как… наверное, любовь, что ли.
Когда кончилась музыка, я предложил ей поехать со мной. Главное, ей действительно было все это интересно, я был ей интересен. Даже когда я рассказывал о всяких там неприятностях, даже это, блин, ей было интересно.