Замечаю, как Короче роется в полиэтиленовом мешке в поисках пива.
— Эй, Короче! Подкинь-ка и мне баночку, парень, — кричу ему. Он передает мне банку светлого — «МакЭванс».
— Мерзкое шотландское пойло, — говорит он, и сразу: — Прости, друг, забыл.
— Да ладно, не бери в голову.
— Но слушай, ты же не настоящий шотландец, правда. Вот мой старик, он из Ирландии, а матушка — полька, вот. Но я же от этого не поляк, так ведь?
Я пожимаю плечами:
— Мы все тут дворняги беспородные, приятель.
— Ну да, — говорит Короче, — но мы ведь белые хотя бы. Чистота расы и все такое.
— В общем, да, здесь ты в точку попал, дружище, — отвечаю я.
— Я не хочу сказать, что Гитлер был обязательно прав, пойми. Он же не виноват, что не был англичанином.
— Да уж, Гитлер был настоящий мудак, — говорю я, — две мировые войны и один Чемпионат мира, приятель. И все выиграны под нашим ало-голубым флагом.
Короче запел. Его не удержать, когда он начинает распевать старые Вестхамовские песенки.
— Не про-и-гра-ет — алый с голубым, всегда от-ме-ча-ет — алый с голубым…
Риггси влезает в наш автобус. За ним Бал с этим чуваком Роджером.
— Пошли внутрь, парни, — говорит Риггси, — там круто! От звука, говорю вам, просто мурашки бегут!
— Я тебе скажу, от чего у меня мурашки бегут, — говорю я.
— От волынки, — отвечает мне Короче.
— Да нет, там ребята продают внутри, и не из Фирмы, — говорю я Риггси. Бал встрепенулся:
— Да, ты прав, блин, Задира. Кто-то сейчас там по
роже получит.
На этом Риггси затыкается надолго. Какой он все же мягкотелый, тупой ублюдок. Эти приторные худые суки с полными мешками таблеток, они к нему в душу влезают. Неудивительно, что нам не скинуть свои парацетамолы и
бикарбы.
— Да нет же, — начинает Риггси, — на самом деле все уже закинулись еще до того, как сюда прийти сегодня.
Он протягивает Балу таблетку:
— Вот, проглоти одну.
— Да пошел ты, — фыркает Бал. Он все еще не в настроении.
К черту все, я глотаю свою Е и иду внутрь вместе с Риггси. Короче тоже закинулся и плетется за нами.
Внутри я разглядываю группку девчонок у стенки. Не могу глаз отвести от одной из них. Мне как-то нехорошо становится, как будто срать захотелось, и я понимаю, что это из-за того, что у меня крыша начинает съезжать от нашего дерьма и от этих безумных звуков.
— Чего уставился? — она подходит и говорит мне прямо в ухо.
Я вообще — то никогда не смотрю на девку пристально. Мне кажется, все дело в манерах. Вот Короче, он и в самом деле смущает бабу. Уставится и смотрит на нее; ей, наверное, кажется, что он ее изнасилует или что-то в этом роде. Я его предупреждал на этот счет. Говорил ему, чтобы не пялился так. Если хочешь с кем-нибудь в смотрелки играть, иди на Оулд Кент Роуд и попробуй сделать это с кем-нибудь из миллвалльских парней. А с девчонками нужно вежливым быть, я ему сказал. Как бы тебе понравилось, если бы какой-нибудь бушмен или охотник за головами уставился бы так на твою сестрицу?
Но, так или иначе, я сам сейчас уставился на эту девчонку. И не только потому, что она такая красивая, а она красивая, она просто прекрасна, блин. А это потому, что я только что экстази сожрал и смотрю на девчонку, у которой нет рук.
— Тебя по телеку не показывали? — Единственное, что я придумываю сказать.
— Не-а, по телеку не показывали и в цирке уродов, блин, тоже.
— Я совсем…
— Ну, так проваливай, — отрезает она и отворачивается. Подружка обнимает ее за шею. А я так и стою, как тупой овощ, блин. Никто, конечно, не любит, когда сучка варежку разевает, это как божий день ясно, но что ты скажешь девчонке, у которой рук нет ни хрена?
— Ты что, Дэйв, позволишь какой-то уродине с тобой так разговаривать, что ли? — усмехается надо мной Короче, обнажая свои гнилые зубы.
Их с такой легкостью можно выбить.
— Заткни свою мерзкую пасть, мудила, а то я это за
тебя сделаю.
Я, конечно же, разозлился на мудака; такая красивая девчонка — и без рук, такая подлость, любой скажет. Ее подружка подходит ко мне, тоже ничего себе, зрачки во весь глаз, набралась Е до краев.
— Извини за нее. Плохой трип на кислом.
— А что с ее руками-то?
Не надо было этого спрашивать, но иногда просто выскакивает. Наверное, иногда лучше говорить прямо, что у тебя на уме.
— Это все из-за теназадрина. Короче надо все же влезть:
— Вот оно — маленькое чудо: теназадриновые ручки.
— Заткнись, ты, урод! — обрываю я мудилу, который знает, что значит, когда я смотрю таким взглядом, и он отваливает. Приятель или нет, но парень явно напрашивается на хорошую взбучку. Поворачиваюсь к девчонке.