Что-то неуловимо изменилось в лице филиппинца, и он сказал:
— Твои дети останутся живы. — Потом замолчал и больше не кричал на нее.
Роза моргнула. Она с трудом соображала, но мысли были вполне ясными, и она спокойно спросила по-английски:
— Вы могли бы выстрелить поверх головы мальчишки?
— Но как? — всхлипнул тот. — У меня не осталось ни одного патрона!
— Если вы меня не отпустите, он убьет нас обоих, — сказала Роза.
Англичанин резко вдохнул. В этот момент Корасон испустила последний вздох.
— О'кей, — сказал он и отпустил Розу.
Она отпрянула в сторону, и человек на мгновение остался один. Он сжал кулаки и весь напрягся, приняв теперь уже бесполезную защитную позу, а потом упал, сраженный пулями.
Роза сползла на пол и закрыла глаза руками.
Она слышала, как филиппинец пролезает в окно.
— Вы обещали, что мои дети будут живы, — прошептала Роза.
Хрустнуло стекло, и она поняла, что он спрыгнул с мойки на пол и уже здесь.
— Умоляю вас, — сказала Роза.
Она отняла руки от глаз и увидела, что бандит стоит около умирающего англичанина, стреляя ему в голову. Он продолжал стрелять, пока не израсходовал все патроны. После каждого выстрела у Розы перехватывало дыхание, а когда все кончилось, она пронзительно закричала.
Пока Роза кричала, бандит перезарядил пистолет, а кровь англичанина быстро растеклась по полу. Роза все кричала, пока не поняла, что он ждет, когда она замолчит.
Крики прекратились.
— Это ваша мать? — спросил бандит, указывая свободной рукой на тело Корасон.
Роза не знала, как реагировать.
— Мне жаль, что она умерла, — спокойно сказал филиппинец.
Она кивнула.
Филиппинец кивнул ей в ответ и повторил: «извините» — все тем же странно вежливым и невозмутимым голосом. Потом подошел к мойке, забрался на нее и исчез.
Роза позвала:
— Лита, Раффи!
И сразу же из коридора донеслись успокаивающие звуки детского плача.
— Дети, в кухню нельзя. Здесь все… оставайтесь в…
Оставайтесь? Но это же смешно! Оставайтесь, пока я не наведу порядок, не уберу куда-нибудь Корасон и покрытого дерьмом иностранца, не вымою пол?
Роза сидела среди крови и осколков стекла, переводя взгляд с одного тела на другое.
Она сказала себе: надо подумать минутку. Ведь я все это уже видела. Так бывает после взрыва динамита; мне это знакомо. Теперь я знаю, что делать.
И она снова окликнула детей:
— Лита, Рафаэль, оставайтесь на месте.
Винсенте
Винсенте лежал на асфальте рядом с Тотоем.
Он не был убит, он думал.
Он гнался за бегущим человеком и видел, что бывает с беглецом, когда его поймают. В доме он видел мальчика, которому было столько же лет, сколько ему, когда пропал его отец. Он видел мойку со сливом, хорошую мойку, какие бывают в приличных домах.
И он подумал: я должен понять, что все это значит.
Винсенте задумался.
Как-то Фредо завел разговор о том, что значит думать.
— Когда ты говоришь: «я только что о чем-то подумал», — ты хочешь сказать: «я только что перестал о чем-то думать». Мысль уже какое-то время была у тебя в голове, и ты обдумывал ее со всех сторон, даже не сознавая, что ты делаешь. Это могло продолжаться несколько дней, недель или даже лет.
Винсенте подумал: бегущий человек не был моим отцом, а мальчик — совсем не я. Я даже не уверен, была ли у нас в доме похожая мойка.
Может быть, я ничего не должен в этом понимать.
Может быть, все это ничего не значит.
Но ведь это что-то да значит.
И тогда Винсенте перестал думать.
На дорожку свернула машина. Винсенте с Тотоем сели, щурясь от яркого света фар, пока водитель их не выключил. Они оба узнали его, но он, похоже, их не узнал, в недоумении глядя поверх их голов.
В освещенных окнах домов, что протянулись вдоль засаженной цветущими деревьями улицы, виднелись люди. Возле одного дома в садике стоял человек в шортах и с дробовиком в руке, а его жена наблюдала за ним из окна. Совсем недалеко, кварталов за пять, послышались и смолкли звуки полицейской сирены.
— Пора делать ноги, — тихо сказал Тотой, когда мимо пробежал владелец «хонды».
— Роза! — завопил он. — Что здесь, черт подери, происходит?
— Да, пора, — согласился Винсенте.
Когда они вышли на улицу, сзади послышался женский голос и сразу же раздался полный ужаса вопль мужчины.
Он крикнул:
— О боже! — так, будто вера вдруг покинула его.
Тотой обернулся, а Винсенте не стал.
От автора
Иногда под тессерактом понимается проекция гиперкуба, а иногда и сам гиперкуб. Я предложил свое собственное объяснение, потому что оно мне больше нравится. То же касается и всего, о чем говорится в этой книге.