67 
— Perro negro, perro mio, Dios mio! Черный пес, пес мой, Бог мой! — горячо молилась Корасон. — Por favor, dé su protección a esta casita у esta familial Прошу тебя, защити мой дом и мою семью!
Но молитва была такой же путаной и неопределенной, как ее вина, поэтому она не была услышана.
На ее счастье бред постоянно прерывался, не доходя до ужасного конца. Не считая тех нескольких секунд, когда сознание возвращалось к ней, Корасон снова и снова видела сидящего посреди дороги Черного пса, который смотрит на нее взглядом, похожим на дуло пистолета. Ей не довелось увидеть кровавой развязки — она умерла раньше.
Дон Пепе
Рот дона Пепе был красным и сухим в том месте, где лопнул, сорвавшись с губ, кровавый пузырь, глаза закатились, а пальцы хищно скрючились.
В испанском городе Сан-Себастьян владелец ресторана вспомнил о самом привередливом посетителе, которого ему когда-либо доводилось обслуживать, — о старике в льняном костюме, который говорил с непонятным акцентом и выглядел так же нелепо, как и его серебряная коробочка для зубочисток. Где-то в провинции Кесон молодой племянник докера из Манилы, содрогаясь от страха, слушал рассказ о красном тумане и мачете. На острове Негрос могильщик осветил фонариком украшенные надписями стены склепа, построенного в старом кастильском стиле. В особняке в районе Аяла-Алабанг шесть доберманов лизали лапы, прислушиваясь, не доносится ли звук мотора «мерседеса».
Эти обрывки и другие, похожие на них, и были формой, в которой метис продолжал существовать. Сложенные вместе, они давали о нем такое же превратное представление, как стайка мелких рыбешек — о Южно-Китайском море. В этом отношении смерть низвела его именно до такого состояния, которого он больше всего опасался при жизни.
Лита
Лита точно знала, что делать. Она обхватила руками голову Рафаэля, зажав ему глаза, и потянула его назад. Рафаэль не мог сопротивляться, потому что она была крупнее и сильнее его.
Она дернула Рафаэля с такой силой, что он налетел на нее, и они оба упали на пол прихожей. Но даже в падении Лита не отрывала руки от глаз Рафаэля. Когда же оба оказались на полу, она перевернула его на живот и всем телом прижала к полу.
В таком положении Рафаэль ничего не видел, не мог двигаться и находился под ее защитой. Сколько себя помнила, Лита всегда знала, как поступать в таких обстоятельствах. Она научилась этому от родителей, годами наблюдая за тем, как они ухаживали за ним, разговаривали и даже укладывали его спать.
Она крепко держала Рафаэля до тех пор, пока выстрелы не прекратились и мать не позвала их. Тогда она почувствовала, что опасность прошла и можно его отпустить.
Жожо
Жожо услышал, как Шон сказал «о'кей», и в тот же момент Терой стал стрелять поверх головы уличного мальчишки. Он выстрелил три раза, а потом оттолкнул мальчишку и полез в окно.
Жожо бросил пистолет.
Спотыкаясь, мальчишка отошел в сторону и сделал несколько неуверенных шагов прочь от дома. Он прикрывал уши ладонями, ведь Терой выстрелил прямо у него над ухом, и казалось, что он с трудом сохраняет равновесие.
Жожо подошел к мальчишке, который медленно кружил вокруг одному ему ведомой точки посреди дороги, и взял его за запястье. Пальцы свободно сомкнулись вокруг тонкой кисти, как будто Жожо хотел сжать их в кулак.
— Садись, — сказал Жожо. Слова давались ему с трудом. Язык распух, а голова, казалось, была наполнена дымом. Мальчишка ничего не ответил, и Жожо потянул его за руку вниз. — Садись, парень. Сейчас тебе будет лучше.
Тот сел, а потом лег на спину. Уже в кухне пистолет Тероя выстрелил еще раза три-четыре, и мальчишка дергался после каждого выстрела. Как будто пули попадают в него, — подумал Жожо.
— Эй, эй! Успокойся, ты не ранен.
В доме раздался женский крик.
— Ты не ранен, — повторил Жожо и наклонился к мальчишке. — Не понимаю, что ты здесь делаешь и зачем побежал за нами, но думаю, что ты сам знаешь.
На этот раз мальчишка отреагировал, но совершенно непонятным образом. Он мазнул взглядом по Жожо и уставился в небо.
— Я вообще не знаю, как здесь оказался, — продолжал Жожо. — Если бы ты у меня об этом спросил, я бы ответил: просто оказался. Я бы сказал, что так уж… — Жожо нахмурился. Голос отца вдруг прозвучал в его наполненной дымом голове, как будто сорвавшись с распухшего языка, — … вышло.
Отец, говорящий как священник. Клубы красного тумана, поднимающиеся ранним утром над спинами рубщиков сахарного тростника. Неподвижная фигура на пороге дома, от которой пахнет шелухой кокосовых орехов, упавших с дерева…
67 
