Особенно,... 
118 
— Ты принял меня за убийцу? — Она тяжело дышала.
— Прятаться глупо, Елена.
На ступенях алтаря я нашел лампион и зажег его от вечного огня, потом поднял его повыше и посмотрел на нее долгим взглядом. С тех пор как я видел ее в последний раз, прошло восемь лет. Невероятно! Ей должно быть уже тридцать два. Но свет лампиона ей льстил; позже, при дневном свете, я увидел следы времени в тонких морщинках вокруг ее глаз, в слегка опустившихся грудях.
Боги, как красива она была! Елена, Елена Троянская и Амиклийская. Елена Пиявка. В ее позе была грация Артемиды Охотницы, а лицо хранило всю нежность черт и распутную привлекательность Афродиты. Елена, Елена, Елена… Только теперь, взглянув на нее, я понял, сколько ночей ее образ будоражил меня, сколько раз в моих снах она развязывала свой украшенный самоцветами пояс и позволяла юбкам упасть вокруг своих ног, словно выточенных из слоновой кости. Елена была Афродитой, родившейся от смертной женщины, в Елене я узнавал формы и выражение матери-богини, которую я никогда не видел и знал только по бреду отца, сведенного с ума любовной связью с богиней любви.
Елена была воплощением всех чувств, Пандорой, которая с улыбкой хранила свои секреты, порабощенная и поработительница; она была любовь и земля, влага и воздух, огонь и лед, от которого лопались мужские вены. Она манила своими чарами, смертельными и таинственными, она дразнила своей улыбкой.
Она положила мне на плечо руку с отполированными ногтями, блестящими, словно внутренняя поверхность морской раковины.
— Эней, ты в Трое уже четыре луны, но я встретила тебя только сегодня.
Взбешенный, я с отвращением сбросил ее руку.
— Зачем мне искать с тобой встреч? Чем это поможет моей дружбе с Приамом, если меня увидят пресмыкающимся перед великой шлюхой?
Она выслушала это спокойно, опустив глаза. Потом черные ресницы поднялись, и ее зеленые глаза серьезно глянули на меня.
— Ты все сказал правильно, — заявила она, усаживаясь на стул и расправляя сборки и складки юбки, от которых шел тихий звон. — В глазах мужчины, — сдержанно продолжала она, — женщина — это вещь. Часть имущества. Он может обращаться с ней так, как захочет, не боясь кары. Жены — покорные создания. Наш голос не имеет силы, ведь нам отказано в способности логически мыслить. Мы рожаем мужей, но об этом редко кто помнит.
Я зевнул.
— Жалость к себе плохо вяжется с тобой.
— Ты мне нравишься, — она улыбнулась, — ибо ты тоже поглощен своими страстями. И ты похож на меня.
— Похож на тебя?
— О да. Я — игрушка Афродиты. Ты — ее сын.
Она пришла в мои объятия со всей страстью, ее ласки кружили мне голову; я поднял ее на руки и пронес по молчаливым коридорам в свою комнату. Нас никто не видел. Полагаю, об этом позаботилась моя мать-лиса.
Даже когда глубина ее страсти до основания потрясла все мое существо, в ней осталась какая-то часть, даже не подозревавшая о своем существовании, заповедный, тайный уголок. В муках удовольствия я был с ней на равных, но, выпивая мой дух до дна, она хранила свой крепко запертым в тайнике, и у меня не было никакой надежды подобрать к нему ключ.
Глава двадцать первая,
рассказанная Агамемноном
Армия давно была готова принять бой, но Приам не выходил за ворота. Прекратились даже вылазки троянцев, которые прежде постоянно держали нас в напряжении; мои воины мучались неизвестностью и бездействием. Обсуждать было нечего, и я не созывал совета, пока не появился Одиссей.
— Мой господин, ты сможешь сегодня в полдень созвать совет?
— Зачем? Говорить не о чем.
— Ты хочешь узнать, как выманить Приама?
— Одиссей, что ты задумал?
Он сверкнул на меня насмешливым взглядом.
— Мой господин! Как ты можешь просить меня открыть мой секрет тебе одному? Это все равно что просить бессмертия!
— Отлично. Тогда совет в полдень.
— Еще одно одолжение, мой господин…
— Какое? — осторожно поинтересовался я.
Он улыбался мне своей неотразимой улыбкой, которую использовал, чтобы получить то, что хотел. Я смягчился; я ничего не мог поделать, когда Одиссей мне так улыбался. Кто-то должен был его любить.
— Не общий совет. Только избранные.
— Это твой совет, выбирай кого хочешь. Назови мне имена.
— Нестор, Идоменей, Менелай, Диомед и Ахилл.
— А Калхант?
— Калхант мне не нужен.
118 
