Артемис Маллони вцепился руками в край стола и смертельно побледнел. То ли от ярости, то ли от чего-то другого, Питер не смог определить — лицо отца было затенено.
Лжец! Бессовестный, наглый сукин… — Старик осекся, крякнул и вновь сел за стол. — Цель его для меня очевидна. Подделать документы — плевое дело. Не понимаю, как он узнал, но, судя по всему, паршивец располагает информацией. Мы с матерью никогда не говорили вам раньше, потому что не считали нужным, но… Короче говоря, еще до тебя у нас родился первенец, мальчик. Но он умер на третий день и похоронен на нашем кладбище. Можешь сходить посмотреть. Там камень, и на камне надпись: «Дэниел Эван Маллони»…
Питер впервые за это утро вздохнул с облегчением:
Так я и знал! Я чувствовал, что этому есть какое-то объяснение! Он нарочно пытается выдать себя за одного из нас! С тем чтобы ограбить тебя и увести у меня Джорджину! Как ты думаешь, у него хватит духу обратиться со своим обманом в суд? И что нам делать? Сумеем ли мы доказать, что его бумажки липовые?
Артемис взял перо и что-то быстро написал.
Думаю, он решил нас шантажировать и в суд не полезет. Я обо всем поставлю в известность прокурора. Мы должны задавить гаденыша, не дав ему развернуться. — Он бросил на сына суровый взгляд. — Ты поступил очень глупо, отдав ему Джорджину Хановер. Но об этом сам позабочусь. А ты ступай, возвращайся к работе.
Слова отца насторожили Питера. Но, прикусив язык, он повернулся и молча вышел. Порой отец бесил его, но он понимал, что это еще не повод, чтобы не повиноваться, — ведь старик знал, что делает. Но на этот раз Питер решил действовать самостоятельно.
Начнет он с визита в ратушу.
Джорджина выглянула из окна своего нового дома на грязную улицу, по которой протащился фермерский фургон, груженный овощами. «Не поздновато ли ему на рынок? — уныло подумала девушка. — Впрочем, может, ему, напротив, повезло и он успел съездить домой и привезти еще товара?»
Обернувшись, она обвела взглядом почти пустую комнату, которую ей теперь придется делить с Дэниелом. Господи, это даже не жилой дом, а бывший склад. В комнатах раньше были конторские помещения и кладовые и повсюду ходили орды грязных потных людей. Краска со стен давно облупилась, полы были истерты и поцарапаны, а нежные ножки девушки привыкли ступать только по полированным…
Слава Богу, что хоть водопровод есть. Одной головной болью меньше. Но остальное… Ни занавесок на окнах, ни ковров в комнатах, ни мебели, если не считать типографского станка, соломенного тюфяка, на котором спал Дэниел, и старого продавленного кресла.
Она перевела глаза на постель Дэниела. Уж не думает ли он, что ночью она ляжет там вместе с ним?
Вздернув подбородок, Джорджина вышла в коридор. Дэниел ушел по делам, оставив ее одну. Интересно, задумывался он над тем, как она проведет время? Впрочем, Джорджина точно знала, что ей нужно сделать — обследовать все это неприютное жилище.
Когда она покончила с этим, настроение еще больше упало, но в голове наконец завертелись кое-какие мысли. Напротив этой комнаты была еще одна, в которой она и решила поселиться. Надо лишь вооружиться метлой, ведром, шваброй и вымести из нее вместе с вековой пылью пауков и паутину, развешанную во всех углах.
«Надеюсь, что Дэниелу по крайней мере не приходится много платить за аренду этого сарая», — хмуро подумала она.
Джорджина пересчитала остававшиеся у нее деньги. Содержание ее было весьма щедрым, но доктор Фелпс запросил недешево. Она знала, сколько стоят нарядные платья и туфельки, но, вступив в новую жизнь, понимала, что отныне придется нести совсем иные расходы, о которых она не имела ни малейшего представления. Будет лучше, если она станет дорожить каждым пенни до тех пор, пока не найдет себе другой источник дохода. Тем более что тратиться на метлу и швабру не нужно. Зачем, если все это она может взять бесплатно? Пусть отец бесится сколько угодно, но у нее столько же акций «Ха-новер индастриз», сколько и у него. Почти столько же. И она имеет полное право воспользоваться арсеналом фабричной уборщицы.
В ней проснулась жажда деятельности. Заметно взбодрившись, Джорджина распаковала вещи, достала из сумки самое свое скромное платье и быстро переоделась. Она испуганно вздрагивала от малейших звуков, боясь, что в любую минуту может появиться Дэниел и застать ее неодетой. Но в доме было тихо, если не считать поскуливания собаки, хотевшей, чтобы ее приласкали.