Наконец-то мы вступили на склон, ведущий к Назарету! Я упрашивал взрослых, чтобы мне разрешили побежать вперед, и мне вторил Иаков, но Иосиф сказал «нет».
Назарет встретил нас пустотой.
Его главная улица вела вверх по склону, от нее в обе стороны разбегались маленькие улочки, застроенные белыми домами, некоторые из них были двух- и трехэтажными и с внутренними дворами. И везде было пусто, как будто никто не жил в этих домах.
— Поспешим, — сказал Иосиф. Лицо его потемнело.
— Что же здесь случилось, что заставило всех спрятаться? — тихо промолвил Клеопа.
— Не разговаривай. Пойдем, — нахмурился Алфей.
— А где прячутся люди? — спросила Маленькая Саломея.
— В погребах. Они все спрятались в погребах, — ответил ей мой брат Сила, но его отец тут же приказал ему замолчать.
— Позволь мне забраться на самую высокую крышу и посмотреть, что происходит! — обратился к Иосифу Иаков.
— Хорошо, — согласился Иосиф, — но пригибайся пониже, не высовывайся, чтобы тебя никто не заметил, и немедленно возвращайся к нам.
— А можно мне с ним? — взмолился я, но ответом мне стал решительный отказ.
Сила и Левий надули губы, огорченные тем, что отпустили не их, а Иакова.
Иосиф же тем временем все быстрее вел нас по главной улице к вершине холма. Где-то посреди подъема он остановился. И я понял, что мы дома.
Это было большое строению, гораздо больше, чем я предполагал, очень старое и обветшалое. Стены нуждались в покраске, кое-где виднелись дыры, а деревянные рамы, поддерживающие виноградную лозу, почти совсем сгнили. Но это был дом для многих семей, как нам рассказывали, трехэтажный, с открытым хлевом в большом дворе. Двери многочисленных комнат выходили во двор. Широкая крыша нависла над старыми деревянными дверями, давая благодатную тень. Посреди двора росла огромная смоковница. Я никогда еще не видел такого высокого дерева.
Смоковница была очень старой и кривой, с длинными ветвями, которые, переплетаясь, нависали надо всеми уголками двора, создавая живую крышу из молодой ярко-зеленой листвы. Под деревом стояли скамейки. А над низкой стеной, отгораживающей двор от улицы, на полусгнивших деревянных рамах вилась виноградная лоза.
Это был самый красивый дом, в который ступала моя нога!
Для меня, попавшего сюда с перенаселенной улицы Плотников, из комнат, в которых спали вместе и женщины, и мужчины, и вечно плачущие младенцы, этот дом показался дворцом.
Да, у него была земляная крыша, и я видел, что поверх нее настелены сухие ветки, и стены испещрены потеками, в щелях гнездятся голуби — единственные живые существа в этом поселении, — и камни во дворе истерты. Внутри, скорее всего, будут земляные полы. В Александрии у нас тоже были земляные полы. Об этом я даже не задумывался.
А думал я о том, что этот дом приютит большую семью. Я думал о смоковнице и о славной лозе, усыпанной белыми цветочками. В душе я славил Господа за все это.
Но где же та комната, в которой моей маме явился ангел? Где она? Мне хотелось поскорее найти ее.
Все эти счастливые мысли разом промелькнули в моей голове.
А потом раздался звук — звук столь пугающий, что он тут же вытеснил все остальное. Лошади. По улицам двигались лошади. Позвякивание, цокот и голоса мужчин, выкрикивающих что-то на греческом языке.
Иосиф посмотрел в одну сторону, затем в другую.
Клеопа прошептал молитву и велел Марии завести всех детей в дом.
Но прежде чем мы успели сделать хоть шаг, снова раздались голоса, и теперь мы расслышали, что они по-гречески приказывают всем выйти из домов. Моя тетя застыла, словно превратившись в камень. Даже малыши притихли.
С обоих концов улицы к нам приближались всадники. Мы все вошли во двор, чтобы они могли проехать. Но спрятаться не успели.
Это были римские солдаты, закованные в броню, верхом на конях, в закрытых шлемах и с копьями.
Да, я и раньше видел римских солдат, в Александрии они были повсюду, входили в город, покидали его, проходили маршем, женились на женщинах из еврейского квартала. И даже моя тетя Мария, египтянка, жена Клеопы, что сейчас стояла с нами, была дочерью еврея — римского солдата, и ее дяди тоже служили в римской армии.
Но эти воины были совсем другими. Покрытые потом и пылью, они переводили тяжелый взгляд с одного дома на другой.
Их было четверо, двое поджидали вторую пару, спускающуюся с холма, и все вместе они встретились как раз напротив нашего двора. Один из них приказал нам не двигаться.