Посреди ночи я проснулся в слезах.
Сначала я не понял, где нахожусь. Я ничего не видел. Потом я осознал, что рядом со мной мама, и тетя Мария, и Брурия. Они все ласково успокаивали меня. Так я догадался, что мы дома. Я дрожал так, что у меня стучали зубы, но холодно мне не было. Из темноты ко мне подошел Иаков и сказал, что римляне ушли из деревни. Они оставили несколько воинов, чтобы охранять распятия и загасить остатки мятежа, но большая часть войска покинула эти края.
Иаков говорил уверенно и спокойно. Он лег рядом со мной и обнял меня одной рукой.
Мне хотелось, чтобы поскорее наступил день. Я чувствовал, что, если бы сейчас было светло, мой страх прошел бы. Я снова заплакал.
Мама стала напевать мне тихонечко:
— Боже! Новую песнь воспою Тебе, дарующему спасение царям и избавляющему Давида от лютого меча. Да будут сыновья наши, как разросшиеся растения в их молодости; дочери наши — как искусно изваянные столпы в чертогах. Блажен народ, у которого Господь есть Бог.
Постепенно сон сморил меня.
Когда я проснулся, то увидел, что из-под двери, ведущей во двор, пробивается утренний свет. Женщины уже встали, но я выскользнул на улицу незаметно, так что никто не успел остановить меня. Сладкий и теплый воздух окутал меня.
Иаков вышел сразу вслед за мной, и я побежал к лестнице, ведущей на крышу, поднялся и отыскал лестницу, ведущую на соседнюю, более высокую крышу. Вместе с Иаковом мы подползли к краю и посмотрели в сторону Сепфориса.
Он был так далеко, что я мог разглядеть только кресты. Все было так, как рассказывал Иаков. Я не мог сосчитать, сколько их было. Между крестами двигались люди. По дороге тоже шли люди в обоих направлениях, ехали повозки. Огонь уже потушили, хотя к небу все еще поднимались струйки дыма, и мы видели, что сгорел не весь город, а только небольшая его часть. Правда, толком мы ничего не могли разглядеть.
Справа от меня карабкались вверх по склону дома Назарета, один за другим, а слева от меня они опускались вниз. На крышах мы никого не увидели, но зато заметили, что кое-где на них лежат циновки и одеяла, и еще я рассмотрел, что вокруг деревни расстилаются зеленые поля и повсюду темнеют пышные рощи. В Назарете было много деревьев.
Когда я спустился, во дворе меня уже ждал Иосиф, он строго посмотрел на нас и спросил:
— Кто разрешил вам забираться на крышу? Туда лазить нельзя!
Мы кивнули. Иаков вспыхнул и обменялся с Иосифом взглядом. Я увидел, что Иакову стыдно, а Иосиф простил его.
— Это все из-за меня, — сказал я. — Я первый побежал на крышу.
— Больше так не делай, — попросил Иосиф. — Ведь солдаты могут вернуться.
Я опять кивнул.
— Что же вы видели? — спросил Иосиф.
— Вокруг спокойно, — ответил Иаков, — Солдаты ушли. Люди снимают с крестов тела. Но некоторые деревни сгорели дотла.
— Я не видел никаких деревень, — удивился я.
— Это маленькие поселения возле города, — объяснил мне Иаков.
Иосиф снова укоризненно покачал головой и забрал Иакова с собой — работать.
Под старыми ветвями смоковницы сидела на своей скамье Старая Сарра, укутанная в одежды, чтобы уберечься от утренней прохлады. Листья за прошедший день еще больше выросли, их зелень потемнела. В руках у Сарры было шитье, но она не столько шила, сколько выдергивала нити из ткани.
К воротам подошел старик, кивнул Старой Сарре и двинулся дальше. Затем прошло несколько женщин с корзинками, издалека донеслись детские голоса.
Я прислушался внимательнее, и тогда мне стало слышно воркование голубей, и мне даже показалось, что я различаю шелест листвы и пение женщин.
— О чем замечтался? — спросила меня Старая Сарра. В Александрии повсюду были люди — везде, всегда; там никогда нельзя было побыть одному. Люди вместе ели, работали, играли, спала — всегда вместе. А здесь было так… так тихо.
Я хотел петь. Петь, как поет дядя Клеопа. Мне припомнилось, как внезапно он иногда начинал петь. Теперь я понимал его.
В воротах показался маленький мальчик; за ним виднелся второй. Я сказал им:
— Заходите.
— Да, теперь можешь зайти к нам, Тода, и ты тоже, Маттай, — проговорила Старая Сарра. — А это мой племянник, Иисус бар Иосиф.
Тут же из дома вышел Маленький Симеон, за ним следовал и Маленький Иуда.
— А я могу добежать до вершины холма быстрее всех, — заявил мальчик Маттай.
Тода напомнил другу, что им пора возвращаться к делам.