И стала бесшумно подниматься по лестнице. К тому времени, когда он добрался до площадки второго этажа, она была уже в своей квартире, состоявшей из просторной гостиной, в центре которой стояла большая двуспальная кровать, небольшой столовой и кухни. Дверь ванной комнаты беззвучно закрылась.
— Что вы там стоите?
Он расценил эти слова как предложение снять смокинг. Немного подумав, он снял с себя манишку и воротник и, еще немного поколебавшись, отстегнул подтяжки, стянул брюки и повесил их на спинку стула, обнаруженного им в полутемной, освещенной лишь тусклым светом ночника комнате. Но оставшись только в нижнем белье и носках, он, не получая ясных указаний, заметался в нерешительности, то направляясь к кровати, то отступая от нее.
— Вы уже на месте? — послышалось из-за двери.
Он посмотрел на кровать.
— На месте? — спросила она еще раз очень тихо.
Он подошел к кровати, ответил: «Кажется, да» — и лег. Пружины откликнулись мягким звоном.
— Да! — сказала она.
Дверь ванной открылась, и показался высокий силуэт. Прежде чем он мог хорошо разглядеть фигуру, свет погас.
— Надеюсь, вы закрыли глаза?
Он молча кивнул. В следующее мгновение она уже лежала рядом.
— Откройте глаза.
Он открыл глаза, но, как и тогда, в трамвае, не сумел разглядеть ее лица, только там она все время отворачивалась от него, так что он видел лишь ее силуэт на фоне окна, а здесь она хотя и повернулась к нему, но так пригасила ночник, что виден был только холмик тени, лишенный деталей.
— Добрый вечер, — сказала она.
— Добрый вечер.
— Как долго мы ехали…
— Слишком долго. Я едва дождался…
— Ничего не говорите.
Он вновь посмотрел на длинную тень, лишенную ясных очертаний.
— Но…
— Молчите.
Он вздохнул и замолчал, предоставив право говорить ей.
— Говорят, если хочешь написать рассказ, не определяй заранее его тему. Пиши — и только. Когда напишешь, узнаешь о чем. Так что… не надо ничего говорить.
Это была ее самая длинная тирада за весь вечер. Теперь она молчала. И как бы без всякого ее вмешательства погас ночник.
Он уловил какое-то едва приметное движение и услышал, как что-то мягкое упало на пол. В следующее мгновение он понял, что это были ее белые перчатки. Она сняла свои перчатки.
С удивлением он подумал, что единственная одежда, которая на нем еще осталась, это его перчатки. Но когда он попытался снять их, обнаружилось, что он как-то уже их стянул. Теперь его руки были открыты и уязвимы.
— Ничего не говорите, — прошептала она, придвигаясь к нему. — Ответьте только на один вопрос…
Он озадаченно кивнул.
— Скажите, — прошептала она еле слышно. Он так и не мог рассмотреть ее лица, по-прежнему казавшегося ему бледным таинственным отражением, которое он видел в окне ночного трамвая, темным силуэтом на фоне телевизионного экрана с мелькающими ночными программами. — Скажите, сколько вам лет?
От изумления он разинул рот, его охватила паника. Она повторила свой вопрос. И внезапно ему открылась простая и поразительная истина. Он зажмурил глаза, прочистил горло и пробормотал:
— Мне…
— Да.
— Мне восемнадцать, в августе будет девятнадцать, рост пять футов восемь дюймов, вес сто пятьдесят фунтов, волосы темно-русые, глаза голубые. Не женат.
Ему показалось, что он слышит, как она мягко повторяет, подобно эху, каждое его слово. Она придвинулась еще ближе и прошептала:
— Скажи это еще раз.
IN MEMORIAM
IN MEMORIAM, 2002 год
Переводчик: А. Чех
Он ехал домой по извилистым улочкам, радуясь погоде и восхищаясь тропическими деревьями, осыпавшими лужайки темно-лиловым снегом. Боковым зрением, даже не фиксируя увиденного сознанием, настолько это было привычно, он замечал стоящие возле каждого второго гаража сооружения — баскетбольные щиты с закрепленными наверху корзинами, ожидающие игроков. Ничего заслуживающего внимания.
Он остановил машину перед домом и увидел на тротуаре свою жену, которая, сложив руки на груди, внимательно наблюдала за молодым человеком, стоявшим на стремянке с отверткой и молотком в руках. Они не замечали его до той поры, пока он не хлопнул дверцей.
— Какого черта вы тут затеяли? — закричал он и сам удивился собственной горячности.
Жена холодно ответила:
— Ничего особенного. Просто мы решили ее снять. Она висит здесь уже не один год…