– Я вас слушаю.
Она властно смотрела на Рафаэллу. Рафаэлла же решила, что ее сейчас попросят выйти из собственной комнаты. И тут она сообразила, что у ее отца могут быть гости, она приехала сюда без предупреждения. Но это казалось немного странным, ведь гостья могла спокойно переночевать в желтой или золотой гостиной на третьем этаже. Но i даже не пришло в голову задаться вопросом, почему ее поселил своих странных гостей в ее покоях, а не в гостиной.
– Простите, я думала… – Она не знала, что ей делать: войти в комнату и представиться, то ли вообще исчезнуть без слов.
– Кто пустил вас сюда?
– Я не уверена… Похоже, что новая служанка. – Рафаэлла любезно улыбнулась ей, но женщина лишь злобно спросила у нее, так, что Рафаэлле показалось, будто этот дом принадлежит этой крупной женщине.
– Кто вы?
– Рафаэлла Филипс. – Она слегка смутилась, а женщина тотчас же остановилась.
Рафаэлле показалось, что она уже где-то видела ее раньше. Ее лицо, походка казались Рафаэлле знакомыми, но она не могла вспомнить, где они встречались. В будуар вошел ее отец. На нем был красный шелковый халат, волосы хорошо уложены и напомажены. Однако на нем не было ничего, кроме слегка распахнутого халата, выставлявшего напоказ его мохнатую седую грудь и босые ноги.
– Ой! – Рафаэлла отпрянула, будто вошла в дверь, в которую никогда не должна была входить. Но теперь отступать уже поздно. Она застала момент их тайного свидания, и это совершенно сразило ее!
– О Боже! – Теперь Рафаэлла стояла как вкопанная, глядя на своего отца и на блондинку, жену одного из самых влиятельных членов кабинета министров Франции.
– Пожалуйста, оставь нас вдвоем, Жоржетта. – Голос его был строгим, но лицо выражало волнение. Женщина покраснела и отвернулась. – Жоржетта… – Он сказал это мягким голосом, указывая взглядом на будуар. Женщина исчезла. Отец и дочь остались вдвоем. Он плотно запахнул халат.
– Могу я спросить, что ты здесь делаешь, в этой комнате, почему ты меня не предупредила?
Она долго смотрела на него, прежде чем ответить. Неожиданно гнев, который она могла бы испытывать год назад, вдруг проявился в ней с такой силой, что она не могла с ним справиться. Медленным шагом она шла ему навстречу, глядя на него с таким выражением, которого он еще никогда не видел в ее глазах. Он инстинктивно оперся о спинку стула, стоявшего рядом с ним. При виде своей дочери в таком состоянии у него внутри все похолодело.
– Что я здесь делаю, папочка? Я приехала к тебе в гости. Я думала, что приезжаю в Париж увидеться со своим отцом. Это что, удивительно? Возможно, я должна была позвонить и предупредить. Но я решила, почему бы мне не сделать тебе сюрприз. А почему я стою в этой комнате? Да потому, что обычно она считалась моей. Но вот что гораздо более любопытно: что ты делаешь в этой комнате, папа? Ты, проповедующий в своих бесконечных речах мораль святоши. Ты, который вышвырнул меня год назад из этого дома, назвав шлюхой. Ты, который назвал меня убийцей, потому что я, дескать, убила моего семидесятисемилетнего мужа, который уже девять лет до этого был почти мертвецом?.. А если у господина министра завтра случится сердечный приступ, ты что же, папочка, тоже будешь убийцей? Что, если он обнаружит у себя раковую опухоль и решит покончить с собой, чтобы облегчить страдания? Ты примешь вину и накажешь себя, как наказал меня? А что, если афера с его женой сломает ему политическую карьеру? А что будет с ней, папа? Берешь ли ты в расчет ее интересы? Что ты от нее скрываешь? Какое ты имеешь право заниматься всем этим, когда моя мать сидит в Мадриде? По какому праву ты занимаешься тем, чем я не имела права заниматься с человеком, которого любила? Почему?.. Как ты посмел?!
Она стояла перед ним, дрожа, и кричала ему в лицо.
– Как ты посмел так со мной поступить год назад? Ты вышвырнул меня из дому и послал в Испанию, сказав, что не хочешь жить под одной крышей со шлюхой. Хорошо, теперь ты сам живешь со шлюхой под одной крышей, папочка!
В истерике она указала рукой на будуар и, прежде чем он успел ее остановить, открыла дверь и увидела блондинку, которая сидела в кресле эпохи Людовика XV и утирала слезы носовым платком.
– Добрый день, мадам! – Она повернулась к отцу: – И до свидания. Я не проведу ни одной ночи в этом доме, ведь я шлюха… Это не я шлюха, папочка, и не эта госпожа, это ты… ты… – Она почти кричала. – То, что ты сказал мне в прошлом году, почти убило меня. Почти год я терзала себя по поводу того, что сделал Джон Генри. Тогда, когда любой убеждал меня, что я невиновна в том, что он сделал, потому что был слишком стар, болен и несчастен. Только ты обвинил меня и назвал шлюхой. Ты сказал, что я обесчестила тебя, что я могла вызвать скандал, который бы втоптал в грязь твое доброе имя. И что же ты, черт возьми! Как насчет нее?