Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
85 
И в ухе его есть колокол, который – да сгинь же, гад! –
По нам звенит.
Однажды приходит ноябрь, а за ним – метель,
И скрип под ногами, и снег, и морозные витражи,
И кажется, что теплее нет рифмы нам, чем "постель",
И двери срывает с петель, а может быть, и с петель –
Дрожи!
Однажды проходит жизнь, и приходит смерть,
И гроб, и поминки, и водка, и с ливером беляши,
И надо, брат, изловчиться, загнуться крюком, суметь
Остаться нелепой искрой, сварганить Костлявой месть –
Пляши!
Пляши до прихода марта, вприсядку беги в апрель,
Из сора, из груды пепла хоть как-то, а прорастай
Побегом, стрелою, кукишем – врежься, как в стену дрель,
Лай псом подзаборным, рыбой на зорьке плесни в Днепре –
С моста
Рыбак одинокий глянет, докурит святой бычок,
Надвинет поглубже кепку, светящуюся как нимб,
Копытом пристукнет в раже: мол, плаваешь, дурачок?
А я-то шагаю мимо, а я-то здесь ни при чем –
Тони!
И снова мелькает лето, и снова октябрь дождит,
И снова на зябкой туче скучает рыбак шальной,
И снова душе морока: не бойся, не верь, не жди,
Не спи – я, душа, замерзну! Расплескивай, береди –
За мной!
ПЕЧАЛЬ
Мельчаем, господа!
Какая там дуэль…
Залезешь в интернет, в журнале сцедишь яду,
Прочтешь: и ты, мол, Брут? Ответишь: я, мол, Яго…
И – плюх, как в никуда,
В холодную постель.
Закисли в дураках,
Бухаем, а не пьём…
Спешим закончить тост, не дожелав до края,
Ширинку расстегнем у дряхлого сарая,
Сольём ведро пивка,
И каждый – при своём.
Здоровье, быт, среда…
Не шашкою сплеча-с –
Бананьей кожурой противника бичуем,
И памятью себя, как водкою, врачуем:
Мол, раньше, господа!..
А раньше – как сейчас.
НОЧЬ
Звезды разговаривают басом,
Каждая – непризнанный Шаляпин,
Над горбом унылого лабаза
Ходит месяц с тросточкой и в шляпе,
У него серебряные пальцы,
У него латунные колени,
Он распялил ночь на круглых пяльцах,
И снует игла вселенской лени.
Громоздятся вековые липы
В облаках слепого аромата,
Может, до рассвета будет ливень,
Может, и не будет. Вся примята,
Росная трава блестит слезами
У обшивки старого карбаса.
Смотрит месяц желтыми глазами,
Звезды разговаривают басом.
ДОЛГИ
Раздаю долги, только не берут,
Раздаю долги – не берут, хоть плачь,
Говорят: ты, парень, безмерно крут,
Битый волк, братан, тертый ты калач,
Ты не должен нам ни копья – увы!
Ты не должен нам ни полушки – бред!
Не сечет топор твоей головы,
Не берет коса твоих зрелых лет,
Не возьмем с тебя ни рубля, братан,
Не возьмем, и все, хоть пляши, хоть стой,
Богатеем ты век свой коротай,
И не зарься на наш карман пустой.
Я держу долги в потненькой горсти,
Я поклоны бью, умоляю взять:
Кредитор, прости, грех мой отпусти…
Почему – нельзя? Кто сказал – нельзя?!
Мы ж с тобой друзья, мы же не враги,
Чей такой указ, чтоб прощать долги?
АТЛАНТ
Что скажешь, приятель Атлант,
Расстроенно горбясь?
Что небо на плечи – талант?
Проклятие?
Гордость?
Что холка устало трещит
Не по-человечьи
И небо – трагический щит –
Так давит на плечи?
Подай мне подушку, Геракл,
И корочку хлеба.
Какой же я, братцы, дурак,
Со всем вашим небом…
ПРИЗНАНИЕ
Я вас люблю. Конечно, неуклюже.
Что ж, как могу.
Я вас люблю, как старый тигр из плюша,
И ни гу-гу.
Моя любовь не знает фейерверка,
Колец огня,
Гусарская расшитая венгерка
Не для меня,
Иным – хрусталь об пол, с Елены слепок,
К ногам – весь мир.
А у меня есть только я, нелепый,
И все.
Возьми.
ТУРНИР
…оба поэта получили задание сымпровизировать лирическое признание о четырех строфах, в котором упоминались бы оловянные лошадки, топор и хризантемы, все строки начинались на "Н" и последними словами каждой строфы были бы «…на черном бархате постели».
Первый:
Наброском майской синевы,
Неразличимым – еле-еле –
Нежнейшим – так лежали вы
На черном бархате постели.
Немой, как пень, с недавних пор,
Нагой – в глубинах цитадели,
Не я схватился за топор
На черном бархате постели.
Над хризантемой взвился рок –
85 
