17 
– Зачем вы это делаете? Вы не должны… Я призналась, что застрелила его! Зачем фотографировать?
Но врач сделал несколько снимков промежности, где обнаружились еще два синяка и множество ссадин.
Затем, отложив камеру, доктор велел Грейс взобраться на стол. До того он почти не произнес ни слова – все приказы отдавала ассистентка, на редкость неприятная женщина. Впрочем, ясно было, что им обоим наплевать на Грейс с высокой колокольни – они обследовали ее тело по частям, словно покупатели в лавке мясника, словно она не была человеком.
Врач уже надевал резиновые перчатки и смазывал пальцы дезинфицирующим желе. Он указал на никелированные распорки и подал Грейс бумажное полотенце, чтобы прикрыться. Она благодарно ухватилась за полотенце, но на стол не взобралась.
– Что… что вы делаете? – жалобно и испуганно спросила она.
– Ты что,, никогда не была у гинеколога? – Врач изумился. В конце концов, ей уже семнадцать, она классная девочка, и сомнительно, что она девственна. Но даже если так, то это выяснится через минуту.
– Нет, я…
Мама кормила ее противозачаточными таблетками уже четыре года, и Грейс ни разу не была у врача на обследовании. Никто не знал, что она не девственница, да она и не понимала, какое значение это сейчас имеет. Отец мертв, и она честно призналась, что пристрелила его. Так зачем ей все это терпеть сейчас? Какое имеют они на это право? Она чувствовала себя словно загнанное животное – молча плакала, тиская в руках бумажное полотенце и с ужасом глядя на врача. Наконец ассистентка грубо пригрозила ей. И деваться было некуда – пришлось подчиниться. Она влезла на стол, судорожно сжала колени и просунула ноги в распорки. Впрочем, из всего того, что с ней уже случилось, вряд ли это было самым худшим.
Врач сделал какую-то запись, потом вводил руку в ее влагалище по крайней мере раза четыре или даже пять, держа лампочку так близко, что Грейс чувствовала тепло на ягодицах. Потом он ввел внутрь какой-то инструмент и повторил снова все манипуляции. На этот раз он взял мазок и аккуратно положил стеклышко на поднос. Но ни слова не сказал Грейс о том, что именно он обнаружил.
– О'кей, – безразлично произнес он. – Можешь одеваться.
– Спасибо, – хрипло выдавила Грейс. Она так и не узнала, что они у нее обнаружили, какую запись сделали. Более того, врач не сказал даже, девственна она или нет. А Грейс была настолько наивна, что не была вполне уверена, заметит ли он разницу.
Через пять минут она уже была одета. На сей раз в камеру ее отконвоировали двое мужчин. Минуло время обеда, а Грейс все еще была там в обществе других женщин. Две из них были освобождены под залог – им вменялись в вину распространение наркотиков и проституция, и их выкупил сутенер. Одна из двух других обвинялась в краже автомобиля, у другой обнаружено было много кокаина. Грейс была единственной, взятой под стражу за убийство, и товарки обходили ее стороной, будто нутром почуяв, что ей необходимо побыть одной.
Едва она успела проглотить полусъедобный пережаренный гамбургер, плавающий в лужице шпинатного пюре, стараясь не замечать стойкого запаха мочи, стоявшего в камере, как охранник отпер двери, указал на нее пальцем и отвел в ту самую комнату, где они нынче поутру беседовали с Молли.
Доктор Йорк находилась уже там. Она была в джинсах, не переодевшись после изнурительного рабочего дня в больнице и долгого сидения в конторе. Со времени утренней беседы минуло уже целых двенадцать часов.
– Здравствуйте, – тихо произнесла Грейс. Приятно все же было увидеть знакомое лицо, хотя девушка и чувствовала исходящую от психиатра опасность.
– Как прошел день? Грейс слабо улыбнулась. Странный вопрос…
– Ты уже позвонила компаньону отца?
– Нет еще, – прошептала Грейс почти неслышно. – Я не знаю, что ему говорить… Ведь они с отцом были добрыми друзьями…
– Не думаешь, что именно поэтому он захочет тебе помочь?
– Я не знаю. – Хотя на самом деле Грейс была иного мнения.
Задавая следующий вопрос, Молли пристально смотрела на девушку.
– А у тебя самой есть друзья, Грейс? Ты к кому-нибудь можешь обратиться?
Задолго до того как Грейс раскрыла рот, Молли уже знала ответ. Если бы у нее были друзья, возможно, этого ужаса просто не произошло бы. Молли уже поняла, что Грейс отчаянно одинока. У нее не было никого. Никого, кроме родителей. А они сделали вполне достаточно, чтобы сломать ей жизнь, – уж отец-то по крайней мере наверняка. Во всяком случае, так предполагала Молли.
17 
