— О Чаз! — охнула Джорджи. Сердце ее разрывалось от жалости. Брэм притянул Чаз к себе и обнял за плечи.
— Оставалось ждать до сочельника, но я была слишком голодна. — Она смяла салфетку в руке. — И вот как-то ночью снова увидела того парня — он выходил из клуба и был один. Не знаю почему — может, потому, что он выглядел порядочным человеком, — я заговорила с ним. Он спросил, сколько мне лет. Мужчины вечно задавали мне этот вопрос, и я отвечала то, что они хотели услышать: что мне четырнадцать или двенадцать. Но этот парень не был похож на подонка, и поэтому я сказала правду. Он вытащил из кармана деньги, отдал мне и пошел дальше. Я сосчитала деньги. Сто долларов. Мне бы поблагодарить его, но я просто спятила от голода и потому заорала ему вслед, что не нуждаюсь в благотворительности. А когда он повернулся, швырнула деньги ему в лицо. — Она отстранилась от Брэма и выбросила салфетку в мусор. — Он вернулся, поднял деньги и спросил, когда я ела в последний раз. Я ответила, что не помню. Он схватил меня за руку, отвел в бар, заказал гамбургеры, картошку и коку… Он не позволил мне пойти в туалет помыть руки. Сказал, что я обязательно попытаюсь сбежать, но я об этом и не думала. Слишком хотелось есть. Я обернула гамбургер бумажной салфеткой, чтобы не дотрагиваться руками до еды. — Чаз подошла к раковине, открыла воду и, стоя спиной к ним, стала мыть руки. — Он подождал, пока я доем. И сказал, что отведет меня в такое место… вроде убежища для бездомных, где есть социальные работники. А я ответила, что мне ни к чему социальные работники и все, что мне нужно, — это работа в ресторане, но туда не устроишься, если нет жилья и не имеешь возможности мыться каждый день.
Джорджи опустила камеру и облизнула пересохшие губы.
— Поэтому он сам дал тебе работу. Пригласил домой уличную девчонку, которую увидел впервые, и дал ей возможность жить в нормальном доме.
Чаз резко повернулась: гордая, непокорная, дерзкая, открыто злорадствующая.
— Он вообразил себя самым умным! И не понимал того, что я могла вонзить в него нож и украсть все деньги. Он, видимо, не знал, насколько подлыми могут быть люди! Теперь понимаете, почему за ним нужно приглядывать, почему его нужно опекать?
— Понимаю, — кивнула Джорджи. — Раньше не понимала, зато понимаю теперь.
— Сомневаешься, что я смог бы выстоять против такой коротышки, как ты? — спросил Брэм.
Чаз, словно не слыша его, схватила бумажное полотенце и шагнула к Джорджи.
— Теперь, когда вы получили все, что желали, может, оставите меня в покое?!
— Конечно, — согласилась Джорджи. — Конечно…
С этими словами она вышла из кухни.
Глава 16
Джорджи, закрывшись в ванной Брэма, отмокала в воде. И ее, и Чаз предали мужчины. Конечно, участь Чаз была намного ужаснее: ей пришлось жить на улице. У нее же все было не так… Брэм отвратительно обошелся с ней на яхте, потом ее публично бросил муж, обещавший любить вечно. Теперь и она сама, и Чаз пытались найти собственную дорогу в жизни. Но рассказала бы Чаз свою душераздирающую историю, не окажись в руках Джорджи камера?
Так отражает ли камера реальность или изменяет ее? И способна ли она изменить будущее? Теперь, снятая на пленку, история, наверное, поможет Чаз покончить с прошлым и идти дальше. Но поразительнее всего было то, что съемка позволила Джорджи увидеть и свою жизнь в ином свете.
Единственная часть рассказа Чаз, которая по-настоящему шокировала Джорджи, — это история с Брэмом. Он уничтожил мир, но стал спасителем Чаз. Она узнавала о нем все больше нового, и ни одно открытие не вписывалось в тот образ, который она себе когда-то нарисовала. Брэм гордо заявлял, что ему плевать на всех, кроме себя самого, но и это оказалось не совсем правдой.
Джорджи вымыла голову, высушила волосы и наложила на веки дымчатые тени. Натянув темно-красные брючки-стретч и переливающуюся серебристо-серую свободную кофту, она покрутилась перед зеркалом. Осталось дополнить наряд серебристыми балетками и серебряными серьгами абстрактной формы.
Спустившись вниз, она увидела нервно метавшегося по холлу Брэма в белых брюках и рубашке.
— Я думала, ты, как всегда, будешь в джинсах, — съязвила она.
— Я поначалу и собирался надеть джинсы, но передумал, — бросил он.
— Ты похож на Роберта Редфорда в «Гэтсби», — заметила Джорджи. — Только выше и шире в плечах. Но заметь: это всего лишь констатация факта, не комплимент, так что можешь не благодарить.