— Нет, не буду.
Сзади послышались быстрые шаги.
— В жизни не слышал от тебя подобных глупостей! Это шанс, которого ты так долго ждала! Все эти разговоры о том, что ты желаешь стать серьезной актрисой… Значит, ты морочила мне голову?
— Вовсе нет. В то время я действительно хотела, но…
— Черт возьми, я звоню твоему отцу! — Брэм вскочил и шагнул к Джорджи. — Ты профессионал. И не посмеешь из-за какой-то глупости выбросить на ветер шанс, который дается раз в жизни!
— И ты не посмеешь. Этот шанс может искалечить твою душу на долгие годы.
— Ты это серьезно?
— Я не могу рисковать, работая с тобой каждый день, если учесть, что испытываю сейчас.
И тут до Брэма дошло по-настоящему. Но он не сдался. Мерил шагами патио, приводя один аргумент за другим, то и дело ныряя в тень и выходя на солнце. В этот момент Джорджи ясно видела, кто перед ней: создание из света и мрака, приоткрывающееся ровно настолько, насколько хотело открыться. Когда он остановился передохнуть, она покачала головой:
— Я слышала все, что ты сказал, но не передумаю.
Брэм наконец понял, что она будет стоять на своем. Джорджи наблюдала, как он снова уходит в себя, словно моллюск — в свою раковину.
— Мне жаль это слышать. — Холодно. Отчужденно. — По крайней мере Джейд будет счастлива.
— Джейд?
— Она хотела эту роль еще с того дня, когда читали пьесу. Неужели ты этого еще не поняла? Мы собирались предложить роль ей, но я увидел твою запись.
— Ты не можешь отдать эту роль Джейд!
— Конечно, это все равно что потревожить осиное гнездо, — бесстрастно согласился Брэм. — Но при этом картина получит прекрасную рекламу. Да еще и бесплатную. Разве я могу от такого отказаться?
В голове нарастал рев. Джорджи не в силах была пошевелиться. Язык едва ворочался.
— Думаю, тебе лучше уйти.
— Прекрасная мысль!
Он все с тем же холодным, деловитым безразличием вынул из кармана очки.
— Сегодня вторник. У тебя есть время передумать. До конца недели. Потом роль получит Джейд. Подумай об этом, когда ночью будешь лежать в постели. А еще подумай, действительно ли ты хочешь влюбиться в парня, который собирается скормить тебя волкам.
Прошло два дня после возвращения Брэма из Мексики. Придя домой, он нашел в своей кухне босую Рори Кин. Та выдавливала розовые кляксы глазури на кулинарную бумагу под присмотром мрачно хмурившейся Чаз.
Все это время он почти не спал. Горло болело, голова раскалывалась, а желудок был постоянно расстроен. Хотелось одного: с головой уйти в работу.
— Предполагалось, что это будут розы, — жаловалась Чаз. — Или вы не поняли, как это делается?
Брэм поежился, когда Рори отшвырнула шприц.
— Если бы ты говорила чуть помедленнее, я смогла бы сделать все правильно.
Откуда Чаз знать, как следует говорить с важными персонами?
Брэм заставил себя исправить положение:
— Вы должны извинить мою Чаз — ее воспитывали волки. — Он подошел к столу. — Выглядит восхитительно.
Рори и Чаз буквально набросились на него.
— Не в этом дело. Они не могут быть украшением, — прошипела Рори. — Я всегда хотела научиться украшать торты, и Чаз учит меня основам.
— Личный наставник, — пробормотала Чаз.
— Я менеджер, — огрызнулась Рори, — а не кондитер!
— Уж это точно.
— Прекрати, Чаз.
Общество Рори неизменно выводило Брэма из себя, но Рори и Чаз способны были довести его до самоубийства.
— Мы как раз занимаемся…
— Слушай, иди-ка отсюда! — Он вытолкал Чаз за дверь.
Рори подняла шприц и прижала кончик к бумаге. Они не разговаривали с самой встречи в ее роскошном офисе в «Вортекс», но ледяная блондинка, сидевшая за антикварным письменным столом под огромной абстрактной картиной Ричарда Дибенкорна, не слишком походила на эту босую девушку в голубых джинсах, с волосами, собранными в хвост, и розовыми пятнами глазури на пальцах.
Брэм потер поясницу и направился к холодильнику.
— Простите Чаз. На нее вообще не следует обращать внимания.
Рори сосредоточенно выдавливала на бумагу загогулину, похожую на букву «С».
— Что происходит с Джорджи?
— С Джорджи? Ничего.
Брэм неторопливо потянулся к кувшину с охлажденным чаем.
Рори выдавила вторую закорючку рядом с первой.
— Я слышала от Чаз, что она исчезла.
— Чаз только воображает, будто знает все.