352 
Больше всего изумлялся Непенин этой матросской вспышке при правоте своего поведения: ведь он не пытался обманывать, он всё объявлял матросам тотчас, как узнавал сам, он первый из крупных военачальников признал революционное правительство, – а всё пошло так, как если б он упирался за царя до последнего. Почему? За что погибли его офицеры?
На такие вопросы революция никогда не отвечает, уверенная в своей правоте.
Но и Непенин не пошатнулся в своей правоте. И в правоте своих горячих приближённых – Черкасского, Ренгартена, Довмонта. Если кто был неправ, то неправ был тот, кто столько лет затягивал своё сопротивление прогрессу, свободному развитию, слиянию всех русских людей как равных граждан.
Но это всё ещё исправится, дали бы только срок. Сам Непенин же исправит у себя во флоте.
Похоронит своих мертвецов.
Однако с каким же лицом теперь смотреть на матросский строй – и в каждом подозревать убийцу?
Вдруг – в двенадцатом часу передался какой-то слух, не радиограмма, а слух, да как? через вестовых, со смущением, что будто… будто… на городской площади командующим флотом объявили – начальника минной обороны вице-адмирала Максимова!
Ренгартен, краснея, доложил Непенину как полный вздор.
Что за, правда, вздор? как это матросы в городе сами могут объявить нового командующего?
Но не успели ни удивиться, ни посмеяться, – через 10 минут по набережной подкатил автомобиль с красным флагом – и из него направились на «Кречет» – сам дюжий Максимов, с ним рядом – непенинский же штаб-офицер для поручений капитан 2-го ранга Лев Муравьёв (декабристская фамилия!) и несколько матросов, очень злобно глядящих.
Так все вместе они и ввалились к Непенину, матросы со сжатыми бровями и губами, руки на карабинах, Муравьёв с весьма бесстыдным независимым видом, а Максимов с блуждающей – или даже блудливой? – улыбкой на крупном лице. Адмиралов оставили одних, и Максимов руки разводил, объяснял с сильным чухонским акцентом:
– Вот, Адриан Иваныч! Только что я был арестован, сейчас возведён в командующие флотом, а завтра буду повешен.
Не рассказал, как же так: из-под ареста и сразу в командующие? Что-то им обещал?
– Отказаться – счёл невозможным, чтобы не подорвать боеспособность флота.
Матросы оставили их не вовсе одних, за дверью стояли, нависали.
Непенин сидел в полном изумлении. До позавчерашнего дня его мог сместить только Государь. Но вот Государь сместил себя сам. Не сразу можно было представить, кому теперь подчинялся командующий Балтийским флотом. Правительству и даже морскому министру подчинения не существовало. Да в новом правительстве морского министра вовсе нет, а по совместительству Гучков, но Гучков в эти самые часы по телеграфу вызвал к себе в Петроград контр-адмирала Кедрова, начальника дивизиона миноносцев Рижского залива, вызвал, не спрашивая мнения командующего и, очевидно, задумывая тоже какое-то назначение. Гучков вообще-то был единомышленник всех младотурок, но проверять и поддерживать единомыслие сейчас невозможно было по телеграфу.
Однако что-то надо было решать.
Однако что же решать, если «Павел I», откуда всё вчера началось, уже разослал по всем кораблям радиотелеграмму: не выполнять распоряжений Непенина, а только Максимова?
На «Павле» был такой «центральный комитет депутатов кораблей».
Нет, сдать власть Непенин не может – это компетенция правительства.
Но и помешать – как он может?
Как бы Непенин ни думал, но власти у него уже не осталось.
Однако она оставалась на его плечах и на сердце.
Во-первых, решил доложиться, – уже не в Ставку, но в Государственную Думу, обо всём происшедшем.
Написал – и сам хотел пронести в радиорубку.
Но матросы у дверей не пропустили его.
Он был как бы арестован.
Телеграмму – прочли и тогда допустили адъютанта отнести.
Как же было теперь – не передавать власти?…
Решили с Максимовым во избежание двоевластия подписывать все распоряжения вдвоём.
Решили, что Максимов, взяв на автомобиль кроме красного флага ещё флаг командующего флотом, поедет к коменданту Свеаборгской крепости установить единство действий.
При нём уехала и вся сопровождавшая группа матросов.
Адмиралу возвращалось ходить по своему «Кречету», где бурлила возбуждённая толпа, синие голландки вперемежку с серыми солдатскими шинелями.
352 
