…Перикл сказал однажды Фидию, прогуливаясь на Акрополе:
– Друг мой, чем ты полагаешь украсить этот холм?
– Чем? – удивился Фидий. – Пропилеи, которые возводит Мнезикл, Храм Ники зодчего Калликрата и, наконец, Парфенон, возводимый Иктином и Калликратом. Этого разве мало? Я не перечислил еще многих сооружений, намеченных…
Перикл перебил его: 1
– Это все хорошо. И я осведомлен об этом вполне. Но ты сам что полагаешь соорудить?
– Я?
– Да, ты. Вот этими руками.
И Перикл сжал ему руку повыше локтя. Ваятель был смущен. Совсем не готов к ответу. И он начал придумывать, что бы ему сказать.
– Не трудись, – продолжал Перикл, – я нашел для тебя прекрасное занятие.
Он повел ваятеля на то место, где возводились Пропилеи. Стал лицом к востоку.
– Не кажется ли тебе, – сказал Перикл Фидию, – что здесь чего-то будет недоставать после того, как мы осуществим все свои планы?
Так как ваятель все еще продолжал недоумевать, Перикл раскрыл тайну еще одного замысла:
– Не кажется ли тебе, Фидий, что на этом холме прекрасное место для маяка?
– Для маяка? – изумился ваятель.
– Да. Но не о том маяке ты думаешь! Я имею в виду маяк божественный, маяк – духовный, маяк – нравственный. Я говорю о символе – оборонителе Афин… Скажи мне, каковы самые драгоценные материалы, которыми пользуются ваятели?
Фидию нетрудно было ответить на этот вопрос. И он сказал:
– Мрамор.
– А еще?
– Дерево, растущее в Колхиде, именуемое буксус.
– А еще?
– Небольшие изваяния для храмов из золота.
– Значит, золото?
– Да.
– А еще?
Фидий подумал… Что еще? Что дороже золота?
– Слоновая кость. Она дороже золота!
Перикл загадочно улыбался. И, смеясь, заключил:
– Значит, золото, кость, мрамор?..
– Да, это так.
– Самое дорогое?
– Да.
– А что еще дороже?
– Ничего! – сказал Фидий. – Только звезды на небе!
– Прекрасно! – обрадовался Перикл. – Достаточно этих. А звезды мы оставим богам.
И он предложил ваятелю еще один вопрос:
– Каким по высоте должно быть изваяние, которое, будучи водружено между Пропилеями и Парфеноном, – как они задуманы, – господствовало бы над холмом, Афинами и было бы видно в Пирее, а может быть, и дальше…
– На Саламине?
– Может быть.
– На Эвбее?
– А почему бы и нет?!
– О, это должен быть колосс!
Перикл сказал просто:
– О колоссе и речь!.. Каким же он должен быть по высоте?
Фидий присел на корточки, взял палочку, попавшуюся под руку, и провел по земле несколько линий. Он чертил и считал. В уме и на земле.
Потом встал и сказал:
– Вон выше того кипариса. Выше на десять локтей.
Перикл усмехнулся:
– А я-то думал, что много выше. – Взяв под руку ваятеля, он отошел туда, к стене, чтобы не слышали посторонние уши. Перикл сказал: – Разве было бы худо, если бы эту площадь перед храмом украсила скульптура твоей работы высотою с этот кипарис и даже выше?
Фидий не знал, что и ответить. Перикл продолжал:
– Выше кипариса и много дороже его! Скульптура Афины, богини нашей великой, созданная тобою из лучших материалов. Из золота чистого! Из кости ливийских слонов! И мрамора пентеликонского или элевсинского.
Фидий ошеломлен. Фидий как бы лишился рассудка. На одно мгновение… Как? Из золота? Из кости? Сколько же нужно золота и сколько кости из Ливии?..
И он слышит успокоительный голос своего друга, первого стратега Перикла:
– Будет золота столько, сколько потребуется. II столько же кости. И горы наши с мрамором – в твоем распоряжении…
– Пусть горят все светильники.
Так желает Аспазия. И Перикл разносит огонь по всем углам. И пылают светильники по всем углам. А через окно – квадратное и небольшое – струится синяя ночь. Она смешивается с золотом огня. Она растворяется в золоте, подобно светляку, проникшему в освещенную комнату.
Тихо-тихо в мире в этот поздний час, когда Арктур сверкает своей белизной на синем фоне. Тихо-тихо в доме, где смерть произвела опустошение.
Он говорит:
– Я хочу любить только тебя, но сердце мое на берегу Кефиса.
– А мое?
– Тоже там?
– И здесь и там. И в горах, где наш сын.
Снова становится тихо-тихо.
Она вздрагивает:
– Кто это идет сюда?
Он прислушивается:
– Никто.
– Разве?
– Все тихо.
– Перикл, я сойду с ума.
– Утешить тебя?
– Нет, не надо.
– Поцеловать тебя?