– Сразу в путь… Честь графини, моей жены… Месть… Английский пес…
– Ну, мой славный Ральф, – Бэкингем похлопал оруженосца по плечу, – не знаю, как ты, а я не поручусь, что по мне в Мелрозе сегодня не споют: «Requiem aeternam dona ei, Domine»[54].
– Милорд, как вы можете так шутить!.. – возмутился оруженосец.
Он умолк, и они стали пристально следить за событиями во дворе. Граф Ангус по-прежнему беседовал с аббатом, и внезапно тот громко, неподобающе для духовного лица захохотал, указывая в сторону дома для приезжих. Граф Ангус тотчас спешился. Теперь было видно, что он сильно припадает на правую ногу. Один из его людей подставил плечо, и граф, опираясь на него, вместе с аббатом и сопровождающими направился к дому для гостей. Большая часть его людей тоже спешилась, и монахи приняли у них лошадей. Аббат шел рядом с Дугласом, и Генри слышал, как он сказал:
– Я с самого начала заподозрил, что здесь дело нечисто.
Ральф испуганно вцепился в локоть герцога.
– Бежим!
Бэкингем, невольно поддавшись панике, кинулся по коридору вслед за оруженосцем, но, когда они уже были у лестницы и услышали внизу голоса, опомнился.
– Постой, Ральф. Так мы попадем прямо к ним в лапы.
Теперь они метались по коридору, ища выход, Но здесь не было других дверей, кроме тех, что вели в кельи для знатных посетителей монастыря. Генри вернулся к окну. Прямо под ним тянулась покатая черепичная крыша галереи, опоясывающей двор. И пока Ральф судорожно дергал какую-то запертую дверь, в голове у Генри родился безрассудный и дерзкий план. Он видел, что монахи все еще держат под уздцы оседланных лошадей, а кованая решетка надвратной башни поднята и ворота не заперты.
– Ральф, скорее за мной! – вскричал герцог и с разбегу всем телом ударил в окно.
Раздался оглушительный звон разбиваемых стекол. Генри вывалился на кровлю и покатился по ней, пытаясь задержаться. Ему это не удалось, и он с трудом уцепился за зубчатый водосток. Раненую руку обожгло, и он, закричав, выпустил спасительный край и рухнул в темноту. Пухлый сугроб смягчил удар. В тот же миг герцог вскочил и, забыв о раненой ноге, метнулся через двор туда, где стояли лошади. Первым на его пути стоял конь графа Ангуса. Сильным ударом в челюсть Генри опрокинул навзничь державшего повод монаха. У него не было времени оценить дерзость своего поступка, он лишь заметил, что застывшие на мгновение от неожиданности ратники Дугласа теперь бегут к нему со всех сторон. В тот же миг, ухватившись за холку вороного, он рывком, без стремян, вскочил в седло.
– Ральф! – ревел он, наматывая на руку поводья и сдерживая бешено рвущегося жеребца.
Оруженосец уже спрыгнул с крыши и пытался поймать за повод какую-то испуганно мечущуюся лошадь.
– Ральф! Скорее!
Он видел, как к нему отовсюду приближаются люди, как беснуются испуганные лошади. Но в следующее мгновение ему пришлось туго. Жеребец, не признав чужака, неистово заржал и поднялся на дыбы. Генри пришлось всей тяжестью тела навалиться на шею животного, обхватив ее руками. С силой сдавливая горло коня, он словно прилип к его корпусу, но тут же отпрянул – опустившись на передние ноги, жеребец стал отчаянно бить задом.
Генри Стаффорд был не последним наездником, но сейчас ему пришлось призвать все свое мастерство, чтобы с помощью поводьев и стремян удержать коня. Он не обращал внимания на острую боль в ранах, целиком погруженный в борьбу с вороным. Рванув поводья, он заставил коня опустить голову. Сбоку из темноты выскочил воин с обнаженным мечом, но конь подкинул круп – и удар пришелся по окованной луке седла. В тот же миг воин испуганно закричал, сбитый с ног. Этот крик, полный боли, на миг остановил других подоспевших ратников. Генри натянул повод и сейчас же с ужасом увидел, что двое монахов раскачивают завязшую в снегу створку ворот.
– Ральф! Скачи вперед, Ральф!
Оруженосец уже был в седле и тотчас понесся к воротам. Испуганные монахи, увидев мчащегося всадника, шарахнулись прочь, оставив одну створку открытой. В тот же миг Генри почувствовал, что совладал с конем, и, с силой ударив его пятками под ребра, проскакал под уже начавшей опускаться решеткой аббатства.
Морозный воздух обжигал легкие. Звезды сверкали, как волчьи глаза. В лицо бил бешеный ветер. Они неслись через открытую долину, и Генри видел впереди черный силуэт своего оруженосца.
Он оглянулся. Мелроз сиял огнями, в ближнем селении заливались лаем собаки. От аббатства отделилась, устремляясь за ними, цепочка факелов. Даже сквозь свист ветра в ушах и топот копыт можно было различить яростный вой – боевой клич Дугласов.