Испуганный конь, видя перед собой открытое пространство, мчался во весь опор. Если бы не ледяной ветер и не боль от ран, Генри наверняка наслаждался бы этим великолепным аллюром. Сейчас же он еще был до краев полон страхом – и этот страх не уходил. Позади была погоня, и он снова и снова пришпоривал жеребца, хотя грудь при каждом вздохе болела, а конь и без того мчался столь стремительно, что вскоре стал настигать поначалу ушедшего вперед Ральфа.
Однако погоня не отставала. Еще раз оглянувшись, Бэкингем увидел, что цепочка огней сползла с дороги и движется по склону наперерез беглецам. Он выругался сквозь судорожно сцепленные зубы и, вновь припав к гриве коня, с гиканьем послал его вперед.
Впереди показались заснеженные холмы, а дальше на фоне звездного неба темнели очертания гор Чевиота. Генри снова заметил, что погоня срезает по снежной целине излучину дороги. Теперь крики преследователей стали слышны еще отчетливей. Генри втянул воздух, чтобы унять боль в груди. Лицо на ветру горело, как ободранное, взмокшие волосы покрылись ледяной коркой.
Между холмами лежало замерзшее болото. Дорога огибала его по дуге, но Генри, заметив, что преследователи уверенно направились к его краю, пустил коня напрямик. Ральф сделал то же. Теперь они неслись по кочковатой низине, где все время приходилось быть начеку. Он едва не налетел на огромный плоский камень, но конь, заржав, успел прыгнуть, чиркнув подковой по камню. При приземлении ноги жеребца подогнулись, и он упал на колени. Генри едва не вылетел из седла, но все же успел намертво сомкнуть руки вокруг шеи животного. Собрав все силы, могучий скакун поднялся на ноги и, нервно мотая головой, почти без понукания устремился вперед.
Генри вдруг поймал себя на мысли, что ему в общем уже все равно, что с ним будет. Конь под ним совершал невообразимые скачки, Генри же, потеряв при падении стремена, никак не мог поймать их. Он лишь сжимал коленями бока животного да пытался удержать равновесие. Только теперь он стал чувствовать, что слабеет, что с каждой минутой тают силы, а главное – иссякает воля к борьбе.
Миновав горбатый каменный мост через какую-то речушку, они с разбегу врезались в небольшой лесок. Слава Богу, здесь оказалась просека, белевшая среди черной массы деревьев. Кони месили снег, проваливаясь едва не по грудь. Позади все явственнее слышались крики, и вскоре за деревьями замелькали огни.
По странному сходству Генри вдруг вспомнилась облава на медведя-людоеда, что состоялась, когда он еще ребенком жил в Уэльсе. Такие же неистовые крики в снежной ночи, то же мельтешенье огней за черными стволами… Ему начало казаться, что разум его каким-то нелепым образом раздваивается. Пламя смоляных факелов, шум погони, барахтающийся в снегу угольно-черный конь – все это подхлестывало и заставляло стремиться вперед и вперед, но откуда-то теплой волной накатывала слабость, хотелось бросить поводья, упасть в снег, предоставив себя воле Провидения…
Лес кончился неожиданно. Перед ними открылось узкое ущелье, по дну которого бежал бурливый поток. Скалы черными громадами нависали по сторонам. Сквозь мглу Генри заметил силуэт Ральфа, отчаянно пытающегося поднять упавшую лошадь. Чувство ответственности за оруженосца заставило его очнуться. Подъехав ближе, он откинулся в седле, натягивая поводья.
– Милорд! – бросился к нему Ральф. – Милорд, помогите! Моя лошадь сломала ногу!
– Скорей взбирайся сюда!
Генри был так слаб, что едва не выпал из седла, пока Ральф карабкался на жеребца.
Уставший от долгой скачки, конь окончательно смирился и покорно двинулся вперед, тяжело ступая под двойной ношей. Сзади по-прежнему слышался шум. Вороному непросто было пробираться по глубокому снегу с двумя всадниками на спине. Он начал засекаться на узкой тропе, казалось, еще мгновение – и всадники рухнут в поток.
У Генри все плыло перед глазами: сыпучий снег, кремнистые изломы скал, звездное небо над головой. Глаза горели сухим огнем, контуры предметов окружал искрящийся ореол. Он слышал, как неимоверная тяжесть наваливается на него, как повод ускользает из рук, как, не чувствуя больше шпор, замедляет бег конь.
– Господи, что с вами, милорд?
Он ощутил, как Ральф перехватил поводья, но не противился этому и упал лицом в гриву коня. Он слышал, как гикает, понукая вороного, Ральф, сам же лишь вцепился в жесткую щетину и закрыл глаза. Все было безразлично. Он не заметил, как они оказались на открытой равнине и понеслись среди голых холмов. Конь спотыкался, преследователи были едва ли не в четверти мили.