Последние отзывы

  13  

Он снова заговорил о короле.

– Двор Эдуарда сейчас считается одним из блистательнейших в Европе. Король сам следит за этим, и они с лордом Гастингсом разработали необыкновенно сложный и пышный этикет. Королева Элизабет тоже не чуждается церемоний, но тут она просто не знает удержу. Теперь даже ее мать, вернее мачеха, не смеет обратиться к ней, не опускаясь на колени. Когда же она восседает за столом, ее фрейлинам и лордам порой приходится по нескольку часов проводить на коленях, взирая, как Ее Величество отведывает те или иные яства.

Баронесса оставила работу и обратила взгляд к герцогу.

– Ее Величество раньше называли воплощением красоты с золотыми волосами. По-прежнему ли она столь прекрасна?

Генри заметил, что при этих словах Филип Майсгрейв бросил на жену насмешливый взгляд. Совершенно неожиданно герцог вспомнил, что некогда слышал что-то о королеве и худородном рыцаре из Пограничья. Не о Майсгрейве ли шла речь?

– Почему вы молчите?

Анна не сводила с него глаз. Герцог улыбнулся:

– Ее Величество действительно великолепная дама. Однако я считаю, что льстецы несколько преувеличивают, именуя ее так. Думаю, в старой доброй Англии найдется немало дам, превосходящих очарованием мою коронованную свояченицу.

Вероятно, в голосе Бэкингема проскользнули нотки неприязни, которую этот аристократ питал к заносчивой даме, добившейся трона, вскружив голову юному Эдуарду Йорку. Майсгрейв, его жена и внимательно наблюдавший за собеседниками капеллан обменялись взглядами. Но герцог снова заговорил:

– Возможно, Элизабет Вудвиль когда-то и была хороша. Но ведь и ее царственного супруга именовали «шесть футов мужской красоты». Однако сейчас он изрядно раздобрел, поскольку любит хорошо поесть. Мне довелось видеть, как Его Величество принимает рвотное, дабы иметь возможность вновь наполнить желудок. Эдуард Йорк не знает меры ни в чем, это известно всем. Что, однако, не мешает ему любить танцы, молоденьких девушек и охоту. И хотя он уже с трудом взбирается в седло, он почти каждую неделю устраивает травли в Уолтхемском лесу. Правда, зачастую в его охотничьей свите оказывается больше низкородных купцов, нежели знатных вельмож. Эдуард очень и очень благоволит к лондонским толстосумам. У него особые счета с ними, и порой он даже входит с ними в долю, когда те везут на континент шерсть. Поистине мир перевернулся, если короли стали отдавать предпочтение купцам, хотя, насколько я слышал, даже великий Делатель Королей имел с ними тесные связи.

Леди Анна вдруг уронила шитье и резко поднялась.

– Ради Бога, милорд, но… Но мне… Мне, пожалуй, пора укладывать детей спать.

Маленькие Кэтрин и Дэвид, возившиеся с детьми челяди тут же в один голос принялись выражать свое неудовольствие, твердя, что еще слишком рано. Дэвид даже забился под стол, но баронесса с помощью Молли и ее дочери-подростка извлекла его оттуда.

Вскоре женщины увели и других детей. В зале остались одни мужчины, и барон Майсгрейв велел кравчему принести им с герцогом вина. Разговор непринужденно продолжался. Барон посетовал на то, что такая крепость, как Бервик^[8], до сих пор остается в руках шотландцев, затем коснулся особы наместника Севера герцога Глостера. Генри Стаффорд отзывался о нем с уважением.

– Прекрасный полководец! Битвы при Барнете и Тьюксбери выиграны исключительно благодаря ему. Да и в моем родном Уэльсе он сумел навести порядок. Думаю, Глостер сможет призвать к порядку и мятежный Север королевства, несмотря на происки герцога Нортумберлендского, сэр Филип. Хотя вы-то, разумеется, держите сторону Генри Перси.

Майсгрейв задумчиво глядел на огонь.

– Упаси меня Бог, милорд, выступить против брата нашего короля. Однако здесь, в Пограничье, вот уже много столетий подряд крепка власть Перси, и, я думаю, этот род не заслуживает того, чтобы им командовал кто-либо иной, каковы бы ни были его достоинства.

– Даже брат венценосца?

– Даже сам венценосец. Граф Нортумберлендский – верный слуга Эдуарда IV, и я полагаю, что, если Его Величество не хочет вызвать новое восстание Хотспера^[9], ему не стоит посягать на интересы столь сильного вельможи, как Генри Перси.

– Клянусь вечным блаженством, вы сейчас говорите, словно типичный северянин. Разве вы до сих пор не видите, что герцог Глостер более способный правитель, чем Перси? Когда он прибыл на Север, разве не были здесь сильны симпатии к Ланкастерам и память о власти Невилей? Теперь же Нортумберленд стал оплотом Йорков. И разве мятежный город Йорк, отказавшийся впустить Эдуарда с Ричардом, когда они вернулись, чтобы сразиться с Делателем Королей, не боготворит сейчас наместника короля Ричарда Глостера?

  13