А Кирпичников из первых услышал, что сзади, от по-за Елисеевского магазина, доносится новый сильный гул. Глянули – а там валит чёрная толпа ещё и побольше, тысячи и две. И тоже у них красные флаги, и тоже большой двудревковый щит с белыми буквами, а отсюда не прочтёшь. Одни стали говорить: поддержка нам, подождать. Другие наоборот: скорей пошли, вперёд, они против.
Кирпичникову ясно, что – против. А ого-ого сколько их. Перетолковались военные: нет, пошли – этих встречать, будем опять цепь делать и отговаривать. А кто полегче, гимназисты, уже сбегали в ту сторону и вернулись:
– Против! Против!
И тут эта публика, что собралась вдогонку шествием идти – так и кинулась врассыпную, и флаг первый, с доверием, кинули на мостовую. А второй флаг – и не заметил Кирпичников, что с ним, и не заметил, пошло ли сколько-нибудь вдогонку той первой колонне, – уже всё внимание было ко второй, озирались, сколько нас тут, серых шинелей. Офицеры хоть и были, но два-три и обчёлся, и то раненые: офицеры от февральских дней пришибленные, им ничего делать нельзя. А юнкера – есть, и солдат человек тридцать-сорок, опять все сбродных полков, без команды, без старшего, без единого оружия, да гвардейский моряк. Одни военные стягивались поперёк Невского, а Невский куда пошире Садовой, тут трудней задержать. (Трамваи и с той и с другой стороны поостановились.)
Теперь в подходящей сзаду колонне уже ясно было крупно видно: „Долой Временное правительство!” Оркестра нет, так слышно крики лучше: „Долой Милюкова!… Долой Гучкова!… Долой буржуев!”, свист и ругань. И опять так же: впереди отряд рабочих с винтовками, строй неплохой (и опять красные повязки на рукавах), по бокам мальчишки трясут открытыми револьверами, штыками, а дальше, сколько глаз хватает – чёрная колонна, уже разглядывать некогда.
А вне цепи стоял у панели дюжий санитар и крикнул тем:
– Что вы делаете! Вы продаёте Россию! Вы должны слушать правительство и Совет!
А ему револьвером в морду целят:
– Убьём! Иди с нами!
– Да хоть убивайте, с вами не пойду!
– Ну, узнаешь!
Из публики кричали:
– Предатели!… Ленинцы!… – но никто с панелей не сошёл.
Рядом с Марковым – солдат автомобильной роты:
– Да братцы, неужели мы, фронтовики, их не остановим? По чьему распоряжению идут? Остановим!
А два офицера сбоку:
– Не надо свалки, товарищи! Пусть себе пройдут, а мы вслед устроим демонстрацию за правительство.
Ну да, в пустой след. Не такие офицеры у нас были на войне.
– Остановись, изменники!
А санитар не унимается:
– По какой причине идёте? Почему не доверяете правительству? Может и мы с вами пойдём?
– Это не вам знать! Знают, кто повыше вас!
– А кого ж вместо Милюкова?
– Не ваше дело, узнаете потом.
– А, так вы не рабочие, а ленинцы! – крикнул санитар. – Долой тогда ваше знамя!
И кинулся к ихнему флагу.
А всё равно уже сошлись, сейчас кому-то подвигаться. Цепь наша редкая, цепи не удержишь – а нападать! И оба волынца, и тот из автомобильной роты – переглянулись и кинулись вперёд! – ломнись, ребята!
Первей всего – винтовки себе вырвать, они ж и держать их не умеют, и стрелять не знают, с какого конца. Кирпичников шеметнулся к усатому дядьке, схватился за дуло и у ложа, крутанул, вырвал – и двинул усатого прикладом в грудь:
– Не ваше имущество! Не воруйте!
И другие серые шинели кинулись, и быстро пошло, не уследить, кто-то древко ломал, кто-то флаг топтал, а рядом – выстрел!
Не усмотрел Тимофей, кто в кого, а только увидел в мёт ока, как русый парень на него револьвер наставляет, – и свободной от винтовки рукой поддал ему под руку! Тот и выстрелил – да в воздух. А Тимофей цап за револьвер – и вырвал.
А тут ещё от рабочих – выстрел! выстрел! – разов шесть-семь, – и упал солдат рядом, семеновед, и поодаль ещё один.
Ах вы, гады, вот как! Вскрапивились солдаты, заревели и кинулись как в атаку, круша, – кого с ног сбили, кому по морде, да прикладом, у кого ещё винтовку вырвали, уже и по две несут – и прут вперёд!
А что в рабочей колонне поднялось!
– Стреляют!… Убивают! -
там же необстрелянные да бабы – вырвались из цепи, да кто куда – в магазины, в цветочный, в парадные, в подъезды, а кто и с винтовками убегает, да суёт её, швыряет в подвальное окно, мол я безоружный.
Миша Марков – с двумя винтовками. А винтовки – все заряженные, вот что! Ах вы стервы, говнюки, на кого ж вы пошли!