Весной 1911 Пуришкевич, рьяно участвуя в травле падающего Столыпина, предлагал в Думе закраине: «Евреям строжайше воспрещается занятие в Империи каких-либо должностей в области государственного управления по любому из ведомств… в особенности на её окраинах… Евреи, изобличённые в посягательстве на занятие любой должности по государственному управлению, привлекаются к судебной ответственности» [1385].
Итак, правые винили Столыпина – в уступках евреям.
А Столыпин, входя в правительство весной 1906, вынужден был принять Манифест 17 октября 1905 как отныне сущее, хотя и взывающее к поправкам. Слишком ли поспешно, необдуманно, легкомысленно он был подписан Государем – это уже не имело значения, предстояло его выполнять, предстояло в трудностях перестраивать государство – в соответствии с Манифестом, вопреки колебаниям и самого Государя. А из него неотклонимо вытекало уравнение евреев во всех правах.
Разумеется, антиеврейские ограничения сохранялись ещё не в одной России и не только в собственно России. В Польше, почитаемой тогда наряду с Финляндией как угнетённая, они ещё резче выражались от польских настроений. А, пишет Жаботинский, «о таком гнёте над евреями, какой существует в Финляндии, даже Россия и Румыния не знают… Первый встречный финн, увидев еврея за городом, имеет право арестовать преступника и представить в участок. Большая часть промыслов евреям недоступна. Браки между евреями обставлены стеснительными и унизительными формальностями… Постройка синагог крайне затруднена… Политических прав евреи лишены абсолютно». А в австрийской Галиции «в политическом смысле поляки откровенно смотрят на евреев как на материал для эксплуатации в целях упрочнения своей власти над краем… были случаи исключения учеников из гимназии “за сионизм”», всячески стесняются еврейские школы, проявляется ненависть к жаргону (идишу), и даже еврейская социалистическая партия «бойкотируется и преследуется польскими социал-демократами» [1386]. Да и в среднеевропейском австрийском государстве ещё калилась ненависть к евреям и сохранялось множество частных и переменчивых ограничений, как например лечение в Карлсбаде: то – евреям вовсе нельзя, то – можно только летом, а «зимние евреи» допускались лишь под особым наблюдением [1387].
Но по системе ограничений в самой России можно весьма понять сводную жалобу тогдашней Еврейской энциклопедии: «Положение евреев представляется крайне неустойчивым, зависящим от толкования или, вернее, от усмотрения любого исполнителя закона, вплоть до самого низшего… Неопределённость… вызывается… крайней трудностью единообразного толкования и применения ограничительных законов… Многочисленные статьи законов дополнены и изменены множеством Высочайших повелений, состоявшихся по докладам отдельных министров… причём не все даже включены в Свод Законов»; «даже наличность специального разрешения подлежащей власти не может дать еврею полную уверенность в незыблемости его прав»; «отказ в исполнении требования низшего представителя власти, анонимный донос конкурента или открытое домогательство более сильного конкурента о выселении еврея – достаточны, чтобы обречь его на скитание» [1388].
Столыпин же ясно понимал и несуразность такой обстановки, и неотклонимое направление эпохи к уравнению евреев в правах, уже во многом в России достигнутому.
Численность евреев, живших вне черты, неуклонно увеличивалась год от году. После 1903, когда для жительства и экономической деятельности евреев открылись дополнительно 101 поселение, происходили при Столыпине ещё новые добавления к ним многолюдных поселений – так он сам исполнял меру, не принятую в 1906 царём и отброшенную в 1907 Думой. В дореволюционной Еврейской энциклопедии указано, что к 1910-12 годам число этих добавочных поселений было 291 [1389], новая Энциклопедия называет 299 к 1911 году [1390].
Старая Энциклопедия напоминает нам, что с лета 1905, по инерции революционных событий, «правления и советы [учебных заведений] не считались, в течение трёх лет, с процентными нормами» [1391]. С августа 1909 процентная норма для евреев в высших и средних учебных заведениях была повышена сравнительно с прежде установленной (отныне: в столицах 5%, вне черты 10%, в черте 15%) [1392] – но с тем, чтобы она теперь соблюдалась. Однако поскольку в Петербургском университете студенты-евреи составляли в 1909 – 11%, а в Новороссийском – 24% [1393], это воспринималось как новое ограничение. В прямом смысле новое ограничение последовало в 1911: процентную норму перенесли и на экстернов [1394] (мужчин, на женщин это не распространилось; по женским гимназиям вне черты к 1911 реально было 13,5%). В заведения же художественные, торговые, технические и ремесленные приём евреев не ограничивался. «Наряду с средними и высшими школами, евреи устремлялись и в низшие», которые прежде игнорировали. Так, если в 1883 «во всех городских и уездных училищах» евреи составляли 2%, то уже в 1898 мальчики – 12%, девочки – 17% [1395]. – Кроме того, «еврейская молодёжь заполнила частные высшие школы», например в Киевском коммерческом институте в 1912 было 1875 студентов-евреев, в Психоневрологическом – «тысячи». С 1914 любое частное учебное заведение получило право преподавать на любом языке [1396].
1385
ГД-3, сессия 4, заседание 101, 27апр. 1911, с. 2911.
1386
Вл. Жаботинский. Homo homini lupus // [Сб.] Фельетоны, с. 111-113.
1387
ЕЭ*, т. 9, с. 314.
1388
ЕЭ, т. 13, с. 622-625.
1389
ЕЭ, т. 5, с. 822.
1390
КЕЭ, т. 5, с. 315.
1391
ЕЭ, т. 13, с. 55.
1392
КЕЭ, т. 7, с. 352.
1393
С.В. Познер. Евреи в общей школе: К истории законодательства и правительственной политики в области еврейского вопроса. СПб.: Разум, 1914, с. 54.
1394
КЕЭ, т. 6, с. 854; т. 7, с. 352.
1395
ЕЭ, т. 13, с. 55-58.
1396
И.М. Троцкий. Евреи в русской школе // КРЕ-1, с. 358. 360.