– Герцогу?.. А что вы для герцога? Увидитесь ли вы вообще? Он сказал, что я могу с вами делать что мне заблагорассудится, что для него будет хорошо, если вы вообще исчезнете, принцесса Эмма, которую он так добивался и которая не оправдала его надежд.
Он вдруг зарычал как зверь и бросился на нее. Она визжала и отбивалась. О небо – она и не ожидала, насколько он силен.
– Не смей! Пусти меня!
Он все так же рычал, до боли сжимал ей грудь, заламывал руку. Она звала на помощь – кого? Они рухнули на сено и боролись, пока он не подмял ее под себя. О, когда-то она падала в обморок, едва ее касался мужчина. Сейчас же она лишь вырывалась, отчаянно, безнадежно.
– На помощь!
Никто не придет. А если и придет, то только затем, чтобы держать ее. Она в ловушке, как когда-то давно, когда Ролло бросил ее в руки своим воинам.
Откуда у нее брались силы? Она сопротивлялась, но этим словно только распаляла грека, она пыталась бить его, но он лишь хохотал, потом навалился на нее и начал душить. «Я умираю, – подумала она. – Это хорошо, это конец».
Но Леонтий заставлял ее прийти в себя, стал трясти, бить по щекам. И едва она застонала, зашелся безудержным смехом. Потом он ударил ее, сильно, кулаком в лицо. Она охнула, старалась отползти, задыхаясь пылью и сеном. Но он вновь опрокидывал ее, избивал так, что она ничего не стала соображать, превратилась в тряпичную куклу.
Он тряс ее.
– Ну, давай же!.. Сопротивляйся!
У нее больше не осталось сил. Чувствовала, как трещит ткань платья, как его жесткие, похотливые руки мнут и терзают ее тело. Нет, она не станет сопротивляться. Она была готова сдаться, лишь поскорей бы все закончилось. Даже не пошевелилась, когда его холодные пальцы скользнули ей между ног, больно вонзились в низ живота. Эмма сцепила зубы, сдерживая стон.
Но Леонтий неожиданно прекратил пытку.
– Очнись!
Она не желала подчиняться, но, оказывается, его не устраивала ее пассивность. Он ущипнул ее за бедро, рванул.
– Ну же! Сопротивляйся!
– Нет. Я больше не шевельнусь, – прошептала она разбитыми губами. – Делайте все, что угодно, и будьте вы прокляты.
Он неожиданно затих, тяжело дыша. Потом поднялся. Эмма слабо приоткрыла глаза. Он стоял, глядя на нее. Потом стал возиться с одеждой, и она увидела, как он резко сорвал ремень, сложил его вдвое. Длинно выругался на незнакомом языке, схватил свою обессиленную жертву за волосы, рывком приподнял от пола.
– Ты не обманешь меня, сука! Я не буду тешиться с неживой!
Он вдруг с силой заломил ей руку так, что она не смогла сдержать невольного крика, и это снова распалило палача. Рывком он задрал ей платье и со всей силой стал хлестать пряжкой ремня по ягодицам, по бедрам. Она кусала губы, пыталась вырваться, но поняла, что он способен сломать ей руку. Ремень вновь опустился, и она взвыла под торжествующий смех своего мучителя. Ремень рассекал ей кожу до крови. С каждой минутой боль становилась все нестерпимее, прожигала ее насквозь как огнем. Эмма сгорбилась, сжалась, а грек продолжал ее хлестать не помня себя.
Ее крики довели его до исступления, и тогда он намотал ее волосы на руку и рывком поставил ее на колени.
– Славная охота! – прохрипел он, вонзаясь в нее.
– Не-е-ет! – прокричала Эмма и сдалась, и лишь задыхалась и рыдала в сене, пока все не кончилось.
Когда он ушел, она лежала, не в силах пошевелиться. Тело ее было истерзано, а в душе словно что-то треснуло, надломилось. В оставленную открытой дверь врывался холод. Эмма продрогла до мозга костей, но при малейшем движении резкая боль пронзала ее, и она расплакалась, натягивая на израненное тело одежду. Она была вся в крови.
– Я хочу умереть… Ролло, кому ты меня отдал?..
Она еле доползла до двери и, прикрыв ее, припала к ней, застыла. Она не смогла откинуться на спину, так как вся ее спина, ягодицы и ноги были изранены. Но вдруг она ощутила страх за свое дитя, ощупала себя. Кажется, грек не уничтожил зарождающуюся в ней жизнь. Но даже это не приободрило ее. Что ее ждет? Что еще с ней сделает это чудовище? Она полностью в его власти, она беззащитна перед ним, она отдана ему.
Эмма застыла, оцепенела, боясь пошевелиться. Душа ее беззвучно кричала, взывая к Деве Марии, но Эмма не была уверена, что небо внемлет ей. Все отвернулись от нее – даже небеса. Когда это произошло? Она уже не могла вспомнить. Ведь были же в ее жизни радость, пение, смех. Но уже давно ей стало казаться, что она провалилась в бездну. Она боролась, она противилась своему падению. И вот она оказалась на самом дне. И теперь ей надо научиться существовать в этом аду.