– Герман, ты переутомился. Что за бред?
– Никита звонил, они вышли на тебя, – огорченно выдохнул он. – Значит, ты. Не отрекайся, я вижу. Зачем? Зачем?!
Анюта медленно подошла к стулу, поставила его напротив босса, села и смотрела некоторое время ему в глаза. Она взяла себя в руки, а он расклеился, расстроившись, словно ребенок, Анюта презрительно усмехнулась:
– Надоели. Оба. Я любила Никиту, очень любила. А он переспал со мной и кинул! Как тряпку. Ты хоть знаешь, каково это, когда тебя унижают? Еще и советуются: как тебе моя новая подружка, Аня?
– А я, моя жена при чем?
– Ты такая же сволочь, как он, – лениво говорила она, создалось впечатление, что она не боится. – Баре, черт вас возьми. Орете, пыхтите, важничаете, выставляете себя благородными господами. Где же твое благородство было, когда ты запирался в этом кабинете, снимал штаны и кряхтел на Олеське? Почему тогда не подумал о жене, о той боли, которую причинишь ей? И почему был так уверен во мне? Ах, я же отстой, я обязана затирать дерьмо после траха с Олеськой, я прислуга, ноль. А мне было противно, представляешь? Противно надевать перчатки, брать ведро и тряпку, ведь уборщицу к тайнам подпускать нельзя. Это скотство, Герман.
– А не скотство подстроить девчонке беременность и подставить Никиту?
– Плюс тебя стравила с другом, – внесла она дополнение.
И вдруг Анюта резко поднялась, рванула в приемную, Герман не мог ее отпустить, кинулся за ней:
– Стой! Отсюда ты не уйдешь, только вместе с милици…
Он осекся на полуслове – Анюта наставила на него пистолет, не забыв снять с предохранителя, кстати, чего не держал Герман, так это оружия. Невольно он выставил руки перед собой, заверив ее:
– Я дам тебе уйти, ладно. Но ты все равно под колпаком, Никита…
– Попробуйте меня поймать, идиоты.
Она прицелилась, прищурив один глаз, Герман сжался, понял, что выстрел будет, что это его последние минуты. Последние секунды! Смотрел в лицо своей смерти, безжалостной и хладнокровной, и жалел о мно-огом.
Ведь фактически не жил – жизнь заменяла гонка, она называлась успех, тщеславие и работа, она съедала изнутри и безумно нравилась. Не научился любить, не ценил, что имел, не замечал тех, кто его любил, и вообще не придавал значения чувствам, считая их пережитками прошлого. А когда самого коснулось, пережитки, оказалось, и ему свойственны. Не дорожил временем, как выяснилось его осталось мало, теперь каждая секунда, оттягивающая смерть, казалась огромным отрезком, в котором он заново узнавал себя.
Он боится смерти! Боится боли, боится уйти туда…
Внезапно Анюта расхохоталась, юркнула за дверь и заперла ее на ключ. Тишина… Герман не сразу вошел в тишину, в его висках громко пульсировало – до шума и звона, не сразу понял, что ведьма подарила ему жизнь. Когда понял, у него подкосились ноги, шатаясь и едва не лишаясь сознания, он добрался до своего кабинета, нажал на кнопку тревоги…
Виолетта пришла в себя, жить будет. На первых порах ее не допрашивали, доктор посоветовал дать возможность девушке окрепнуть физически и подготовиться психологически к допросам. Ее перевели в отдельную палату, в палате сутками сидела дежурная из милиции, а у палаты установили милицейский пост, предупредив персонал по этому поводу не распространяться. А за утечку информации… у, что будет!
«Слепой» с сообщником, или Игнат с Валерием, не появлялись в больнице, особенно ждали их ночью, так как ночью в больницах мало персонала, а тот, что есть, сонный. Прошел день, второй, третий…
– Ты не ошибся в расчетах? – осведомился Никита, которому очень хотелось покинуть берег Черного моря и вернуться на работу.
– Я не один считал, – поскромничал юный опер. – Им надо убрать свидетелей, всех без исключения, кто хоть что-то знает и способен дать показания. Там, где есть одно слово, выстраивается целая история, правильно?
– Тоже теоретически, – не согласился Никита.
Но они пришли, правда, днем во время посещения больных, их вели от самого входа до палаты, в которую два «детектива» не попали. Повязали их тихо и быстро, больные ничего не заметили.
Из показаний Виолетты: <R>простая история
Анна Большакова приезжала на недельку отдохнуть на море каждый год, за неимением больших денег, останавливалась у Катерины Андреевны, с которой познакомилась случайно. Она знала, что у той есть племянница, но как-то не получалось с ней встретиться, только три года назад, когда рассталась с Никитой и приехала зализывать раны, увидела Яну.