81 
Посреди хоть и забавного, но давно уже бесполезного хлама, выставленного напоказ, была одна очень ценная вещь, об истинном назначении которой, похоже, стражники и не догадывались. На железной трехногой подставке сиротливо возвышалась настоящая коммуникационная сфера, точь-в-точь такой же шар, какой Штелер забыл в Денборге. «Богомерзкий шар для вызова мертвяков и духов усопших, – гласила выведенная корявыми мелкими буквами надпись на стальной полосе, соединявшей подставку-треногу, – отобран у четвертованного, а затем сожженного колдуна-прорицателя Казимика, наводившего порчу на благочестивых жителей славного Вендерфорта…» Год казни приспешника темных сил не был указан: возможно, его не знали устроители экспозиции, но вполне вероятно, что на подставке просто не хватило места.
Рука моррона непроизвольно потянулась к шару и чуть было сама собой не легла на его гладкую хрустальную поверхность. К счастью, Штелер вовремя опомнился и отдернул руку назад. Если хотя бы один из присутствующих увидел, как засветилась разноцветными огоньками коммуникационная сфера при прикосновении к ней его вспотевшей ладони, то обвинения в колдовстве было бы не избежать. К тому же заявившегося в обитель стражи колдуна постигла бы участь куда ужасней, чем неизвестного ему шарлатана, использовавшего ценную вещь не по назначению. Аугуста не колесовали бы, не четвертовали бы, а незамысловато и просто разорвали бы на мелкие части испугавшиеся за чистоту своих бессмертных душ блюстители порядка.
«Потом я обязательно добуду ее, но потом, чуть позже… – успокоил себя моррон, направляясь к столу, где с нетерпением поджидала уже заметившая его появление Линора. – Никуда она от меня не денется. Примерно через час в харчевне не останется почти никого: стражники уйдут за доспехами да оружием в казармы, а их смена еще не закончит нести караул. Между двумя и тремя часами ночи здесь будет пусто, останется не более двух трех человек, и можно будет рискнуть…»
– Так вот вы каковы! Не только грубиян, пьянчужка, ничтожество, не гнушающееся ни похищением девиц, ни убийством, но еще и хам, каких мало! Вы, милостивый государь, не только вынудили меня явиться к вам на встречу одну, в поздний час, но еще и заставили ждать вашу необычайно важную особу! – вкрадчивым шепотом поприветствовала Линора подсевшего за ее стол сотрапезника. – Вы хам, милостивый государь, гнусный шантажист и хам! Бедняжка Анвелла, молю за нее Небеса!
Вкратце выразив свое нелестное мнение о партнере по предстоящей беседе, говорливая дама перешла к следующей части тщательно продуманной, но в ходе исполнения ужасно скомканной речи. В результате продолжительного ожидания красавица не только лишилась своего красноречия, но и подрастеряла душевные силы, так необходимые для точного изображения на лице соответствующих словам эмоций. Короче говоря, обвинительному вступлению пламенного монолога крайне не хватало страсти и куража, а при исполнении последующих причитаний, стенаний и заламывания рук было маловато слез. Конечно, дама не лицедействовала, не играла, а действительно чувствовала и страх за воспитанницу, и ненависть к пригласившему ее в харчевню барону. Однако моррон уже так устал от однообразного репертуара как будто живущей эмоциями и вечно недовольной им женщины, что не мог воспринимать ее слова и мимику всерьез. Аугусту не хватало сил, чтобы злиться, да и было лень искать слова, дабы что-то возразить, поэтому моррон и прервал выступление собеседницы в более приемлемой для него краткой и четкой манере…
– Заткнись! – с тяжким вздохом произнес Штелер, а затем учтиво добавил: – Будь любезна!
Как и следовало ожидать, наставница замолчала, а на ее красивом лице надолго отпечаталось выражение удивления. Она не могла поверить, что человек благородного происхождения, пусть даже опустившийся до пьянства, дебошей и похищения юных девиц, осмелился разговаривать с дамой в подобном тоне…
– Да, да… как вы осмелились! – Щеки прекрасной ворчуньи налились пунцовым, похоже, к ней пришло второе дыхание.
– Вы сами изволили назвать меня хамом, сударыня, вот я и пытаюсь соответствовать! – невозмутимо рассмеялся Штелер и залпом осушил стоявший на столе кубок, а затем без каких-либо церемоний принялся ковыряться чужим ножом в чужой тарелке, вылавливая из груды капустных листьев и прочего обилия зелени редкие куски мяса. – Если вы собрались сообщить мне, какой я гнусный тип, то, ради Небес, поищите иных, более достойных слушателей! Но мне почему-то кажется, что вы пришли сюда не за этим, а ради спасения вашей воспитанницы. Если я прав, то смените-ка тон и не смотрите на меня, как солдат на вошь!
81 
