Особенно,... 
120 
— Герр обер-лейтенант, — скулит он, — герр…
Штумпф, прильнув к окулярам стереотрубы, молчит. Сильные окуляры приближают к нему линию русской обороны, выпирающую на этом участке фронта в расположение немецких войск. Кажется, все спокойно: не заметно никакого передвижения, в чистом морозном воздухе тихо тают белые дымки землянок.
— Герр обер-лейтенант, а герр обер…
Штумпф, по-прежнему молча, разворачивает стереотрубу на все сто восемьдесят градусов, смотрит теперь в сторону озера Чапр. Там настороженно чернеют рыльца пулеметов, выставленные на страх «дикого» батальона, и офицер печально вздыхает: «Ну хорошо, они… А я-то при чем?..»
— Что вам, фельдфебель? — раздраженно спрашивает он.
— Эти сволочи, герр обер-лейтенант, играют в карты…
— Так что?
— Они играют на меня.
— То есть как это на вас? — не понимает Штумпф.
— Проигравший должен меня убить. Я слышал, как они договаривались…
— Ну, а что я могу поделать, фельдфебель?
— Им выдали оружие, герр обер-лейтенант, и, поверьте мне, они это сделают.
— Я не сомневаюсь.
— Но я не могу, герр обер-лейтенант. Я, наконец, уйду из этого «дикого» батальона!
— Куда? — усмехнулся Штумпф. — Там русские, а там… сами видите. Зарядите как следует парабеллум и постарайтесь спустить курок на полсекунды раньше, чем это сделает проигравший. Больше я вам ничего не могу посоветовать.
— Хорошо, — зловеще соглашается Лонгшайер, выбираясь из окопа. — Я постараюсь спустить курок раньше, чем кто-нибудь из них успеет проиграть!..
Он отбегает несколько метров, и в этот момент где-то вдалеке рождается тонкий заунывный звук. Постепенно он усиливается, разрастаясь в грозный рев. Штумпф привычно вбирает голову в плечи, земля тяжко вздрагивает под ним. И когда он поднимает голову, то видит, что на том месте, где только что стоял Лонгшайер, дымится глубокая воронка, и — ничего больше.
«Кто-то уже проиграл», — насмешливо думает обер-лейтенант, но воздух снова разрывается полетами снарядов, земля твердыми комьями рушится в окоп, стучит по каске. В полузасыпанном блиндаже, как отголосок другого мира, названивает телефон. Штумпф подползает, берет трубку.
— Что там у вас случилось? — спрашивают из соседнего батальона.
— Все было спокойно, и вдруг…
Грохот, треск балок, противный шорох оползающей земли.
— …И вдруг русские открыли огонь, — говорит Штумпф. — Если это артиллерийская подготовка, то мне…
Снова взрыв — совсем рядом.
— …То мне не понятно, к чему она…
Еще взрыв, еще, еще!
— …К чему она сведется. Я только что сейчас осматривал их позиции, но… Алло, алло!.. У, черт, перебили!..
Так началась обработка огнем переднего края немецкой обороны. До наступления советских войск оставались считанные дни, и высокий суровый человек в полушубке и генеральской папахе, следя за взрывами снарядов, сказал как бы про себя:
— Вот отсюда, от озера Чапр, мы направим наш главный удар и, соединившись с матросскими десантами, вместе пойдем на Петсамо!..
»Лесная гвардия»
Дремучий лес, затянутый утренними туманами, неожиданно огласился выкриками:
— Кончай работу!..
— Кто сказал?..
— Эвэрсти Юсси Пеккала!..
— Сдавай топоры!..
— Почему?..
— Эй, Вяйне, хватит!..
— Идем в Вуоярви!..
— Получать оружие!..
— Зачем?..
— Снова война!..
— На этот раз наша!..
— Дожили наконец!..
— Хуррра!..
«Лесные гвардейцы» выходили из леса, строились в ровную колонну. Вскинув на плечи топоры и опоясавшись гибкими пилами, они дали первый шаг разбитыми сапогами. Вянрикки Таммилехто встал впереди строя. Если бы его увидела сейчас та маленькая Хелли, что подарила когда-то шелковую подвязку… «О-о, — сказала бы она, — мой Раутио большой человек!» И это в конце концов ничего не значит, что люди, шагающие за ним, голодны, плохо одеты, покрыты фурункулами и грязью. Все равно, хорошо идти впереди них.
Полковник Юсси Пеккала встретил «лесных гвардейцев» на околице поселка, и, пока они проходили перед ним, он не отрывал руки от козырька своего кепи. Это была его армия, которую он спас от гибели, которую вывел из чахлого леса, сохранил и сберег; это была его надежда и надежда тех, кто томился сейчас в оккупированной немцами Лапландии!..
— Хуррра-а! — кричали «гвардейцы», проходя мимо, и подбрасывали кверху свои видавшие виды старые кепи…
Конвоир вел лейтенанта Агриколу. Бледный до синевы офицер хватал ладонью легкий снежок, жадно глотал его.
120 
