Последние отзывы

  185  

– Фонтан! – заорал Карабанов. – Идите сюда…

Сильный удар пощечины привел его в чувство.

– Не орите, вы не в Петергофе, – сказал Сивицкий и отнял от губ поручика чашку. – Нельзя же так раскисать, любезный воитель. Черт знает, где вас носит! Могли бы и не найти…

Карабанов встал:

– Спасибо, доктор. Постараюсь ходить только по Невскому проспекту. А по морде-то вы мне здорово въехали. Это что-то новое в медицине!..

– Сумеете дойти сами? – спросил Китаевский.

– Дойду…

Он вышел из госпиталя, и на свежем воздухе ему стало легче. Что с ним было – он так и не понял. Обморок, наверное. Как попал в госпиталь – тоже не помнит. Плохо дело, решил он и только сейчас заметил, что уже придвинулся вечер, а муэдзины завели с минаретов свой тягучий «азам».

– Аза-ам… аза-ам, – кричали муэдзины, и под эти вопли Исмаил-хан перебирал, молясь, четки из кости. Зерен было всего девяносто – ровно столько, сколько имел душевных и телесных качеств пророк.

– Добрый, милостивый, прекрасный, – сортировал подполковник душу пророка, – вездесущий, добродетельный, щедрый…

Стоп! Теперь глиняное зерно с именем аллаха – венец всей молитвы, но тут в дверь постучали. Хан спрятал четки и сделал вид, будто думает. Вошел барон Клюгенау. «Надо оказать ему почтение», – решил Исмаил-хан и не поленился встать посередине своего жилья, оказывая тем самым уважение гостю.

– Почему ты невесел? – спросил он.

– Мой друг болен, – ответил инженер. – Скажи: могу ли я быть весел?

– Назови мне его.

– Боюсь, – зябко поежился Клюгенау. – Пророк учит остерегаться произносить имя умирающего.

– Откуда ты знаешь это? – удивился Исмаил-хан.

– Я прочел об этом в Коране.

– О бедный наш Коран! – опечалился хан. – Его уже читают неверные… Может, ты знаешь, из чего состоит подножие трона нашего аллаха?

– Из хрусталя, – серьезно ответил Клюгенау.

– Верно… Какие же ты читал еще наши книги?

– Много: «Хадис» и Жорж Занд. «Коран» и братьев Гонкуров. «Суннет» и Вальтер Скотта. «Сумку чудесного» и «Декамерон».

– Смотри-ка! – удивился хан. – Ты знаешь больше моего. Только я не понимаю, чего тебе надо? Сними с розы пыль неприязни, – добавил он по-персидски.

– Снимаю, – ответил барон и выложил перед ханом лист бумаги, на котором заранее был составлен рапорт:

– Аслан! – позвал хан своего денщика.

Клюгенау протянул ему перо.

– Не надо кричать, – сказал он спокойно. – Ваш Аслан посажен Штоквицем в карцер за то, что он воровал в госпитале воду.

Но в планы Исмаил-хана не входило болеть, и он стал выкручиваться изо всех сил.

– Послушай, – говорил он, – ведь если я больной, тогда мне каждый день надо есть курицу. Где ты возьмешь курицу, глупый?

– Заменим курицу вороной.

– Ай, нехорошо как, нехорошо. От тебя не ожидал я такого… Что ты суешь мне это перо?

– Подписаться.

– А потом?

– Да откуда я знаю, что будет потом! Сам Кази-Магома не знает, что Фаик-паша за его спиной пишет вам письма…

– Не надо говорить так!

Исмаил-хан поспешно развязал платок, стянутый в узел, и пришлепнул мухуром бумагу: «Да текут дни по желанию моему!» – в этом было что-то смешное, и, покидая хана, Клюгенау откровенно расхохотался.

Штоквиц поздравил прапорщика с успехом и наказал:

– Приготовьте, барон, веревочную лестницу. Сегодня ночью надо спустить в город со стенки охотника к Тер-Гукасову.

Казаки, когда им предложили выбрать охотника, единогласно избрали Ожогина, который и сам не отказывался отправиться в этот рискованный путь.

– А крест заработаю? – спросил он.

– Про то не знаю, – ответил Штоквиц. – А вот стакан воды получишь сразу же.

Комендант прочел ему целую нотацию: как таиться от врагов, кого навестить в Игдыре, что сказать Тер-Гукасову, куда спрятать записку, когда расстаться с лазутчиком.

– Переоденешься под курда, – заключил Штоквиц.

Далее мы передоверяем слово историку.

«Для успешного прохода по неприятельской земле, – пишет он, – его велено было одеть в платье одного из пленных. Товарищи, преобразив его в курда, хотели было приступить к бритью головы, но оказалось, что для этой операции никто не давал и капли драгоценной влаги. Не покидавшая казаков находчивость выручила и из этого положения: охотника усадили и объявили окружающим, чтобы те, у кого есть во рту слюни, плевали бы ему на голову. Сказано – сделано: кое-как голова была смочена и выбрита…»

  185