89 
— Прошу, садитесь. Что вас привело ко мне?
Увидев перед собой дубоватого полковника в домашних шлепанцах, Богров сразу решил, что эта упрощенная скотина вряд ли способна оценить все нюансы его тонкой ущемленной души, а потому, сев на диван, он начал с некоторым нахальством:
— Не стану затруднять вас прослушиванием сложной гаммы моих настроений. Скажу проще: революция, столь бесславно прогоревшая, одним своим крылом задела и меня. Да, я состоял в обществе киевских анархистов.
Нет, я никого не шлепнул, в «эксах» не участвовал и вот… Решил прибегнуть к вам. Извините за позднее вторжение. Я отлично понимаю, это не совсем вежливо с моей стороны, но ведь в вашем деле это простительно. Просто я не хотел, чтобы кто-либо видел меня посещающим вас.
Кулябка развернул стул и сел на него верхом, расставив ноги словно в седле. Молча вздохнул. Возникла пауза.
— Так чего же вы от меня хотите? — спросил он.
Ему, конечно, было уже ясно, ради чего пришлялся к нему Богров, но этот злодейский вопрос полковник соорудил умышленно, чтобы Иуда, явившийся в полночь ради получения тридцати сребреников, покрутился на диване, словно глупый пескарь, попавший на раскаленную сковородку.. Богров смутился.
— Надеюсь, — начал он, — вы понимаете, что этот мой шаг определен большим внутренним напряжением и сделкой… Если угодно, пусть будет так: именно сделкой с нормами морали.
— А у вас есть «нормы»? — равнодушно спросил Кулябка, памятуя о списках тайной «Дорефы» и пытаясь представить себе этого подонка в котелке и при галстуке танцующим с девицей в одних чулках (картина получалась отвратная).
— Простите, но они есть! — вспыхнул Богров.
— Любопытно… даже очень, — с иронией произнес Кулябка. — А все-таки я не понимаю, ради чего вы пожаловали?
— Я и так выразил все достаточно ясно.
— Вы ничего не выразили. Пришли и… томитесь. Богров это понял, натужно выдавил из себя:
— Я согласен сотрудничать с вами.
— Опять непонятно! — обрезал его Кулябка. — Что значит «согласны»?
Можно подумать, я взял палку и лупил вас до тех пор, пока вы не согласились.
Нет, вы не согласились, как это бывает с другими, измученными тюрьмой и ужасом перед казнью. Вы, милейший, сами пришли ко мне и сказали: я — ваш!.. Так ведь?
— Да, — поник Богров, — кажется, это так.
— Бывает, бывает… — отвечал Кулябка, вроде сочувствуя. — А что же именно заставило вас предложить нам свои услуга? Вопрос сложный, но Богров реагировал без промедления:
— Я убедился на собственном опыте, что вся эта свора революционеров не что иное, как обычная шайка бандитов…
Ясно, что этот «блин» испечен Богровым еще на улице и в горячем состоянии, с пылу и с жару, донесен им до кабинета Кулябки. Жандармские же полковники на Руси дураками никогда не были, напротив, их отличало большое знание человеческой психологии, и в данном ответе Николай Николаевич сразу уловил фальшь.
— Ну, а теперь выскажитесь точнее. Не стесняйтесь. На этот раз Богров уже не спешил — прежде подумал:
— Видите ли, мой папа обеспеченный человек. Хотя я и еврей, но мои красивые тетки замужем за видными русскими чиновниками. Хочу быть присяжным поверенным и, надеюсь, им стану. У меня нет обоснованных конфликтов с самодержавной властью, чтобы выступать на борьбу с нею… Зачем мне это?
— Вы уже близки к истине, но еще бегаете по сторонам… Выкладывайте!
— рявкнул Кулябка грубовато. — Ведь я вас за шкирку к себе не тянул, сами пришли, так будьте откровеннее…
Конечно, Богров не мог думать, что в лице начальника киевской охранки он встретит человека тоньше его самого и проницательнее. Пришлось убрать общие слова, за которыми стоял туман благородства, и перейти к самым обыденным фактам:
— Папа с мамой недавно ездили в Ниццу и брали меня с собой. Я имел неосторожность проиграть в рулетку тысячу пятьсот франков.
— И теперь хотите, чтобы я, старый дурак, дал вам их? От прежней наглости Богрова не осталось и следа.
— Вы не совсем поняли меня, — бормотнул он жалко.
— Да понял! — отмахнулся Кулябка как от мухи. — Не такой уж вы Шопенгауэр, чтобы вас не понять. — И вдруг обрушил на него лавину брани:
— Щенок паршивый, сопля поганая, продулся в рулетку, а теперь хочет продавать своих товарищей?! Этому, что ли, учили тебя твои благородные родители?
Богров был уничтожен. Наивно прозвучали его слова:
— Но папа дает мне всего полсотни в месяц, Кулак жандарма в бешенстве молотил по столу.
89 
