— Потому и ушел тайно, — подсказал Симанович… В два часа дня рабочие, проходя через Б. — Петровский мост на Малой Невке, потрясли будку сторожа.
— Дрыхнешь, кукла чертова! — сказали они смотрителю Ф.К.Кузьмину. — А там все перила в кровище… видать, кого-то убивали ночью… Иди глянь!
Проспишь царствие небесное…
Из показаний Ф.К.Кузьмина: «Я пошел с ними и увидел, что на панели и на брусу перил, а также на одном устое имеются кровяные пятна; кроме того, на льду лежала калоша темно-коричневого цвета…» С поста возле дома ј 8 по Петровскому проспекту был вызван городовой В.Ф.Кордюков (бляха ј 1876), который пришел и, осмотрев кровь на мосту, высморкался.
— Кого-то пришили… Нука, братец, достань калошу!
О том, что Распутин дома не ночевал, в Царском Селе знали еще с утра, но не придали этому значения: так бывало не раз. Царицу напугал звонок Протопопова, который сообщил, что ночью в саду юсуповского дворца гремели чьи-то выстрелы.
— А что делает Феликс? — спросила императрица.
— Собрался ехать в Крым к жене.
— Задержите его, Калинин! — указала Алиса…
Нарушив законы империи, царица наложила арест на Феликса и на Дмитрия.
Потом князь Юсупов был допрошен жандармским генералом Григорьевым, который, прибыв во дворец на Мойке, имел под локтем газетный сверток, словно собирался зайти в баню.
— Не воображайте себя Шерлоком Холмсом, — сказал генералу Феликс. — Я до сих пор не могу опомниться от того, что лишился в эту ночь своей лучшей собаки. Этот дурак…
— О каком дураке изволите говорить, князь?
— Да об этом его высочестве — о Митьке! Спьяна вылез на двор и открыл пальбу, застрелив собаку.
Григорьев плыл верными каналами — к истине:
— Позвольте, а как же тогда понимать слова Пуришкевича, сказанные им городовому Власюку об убийстве Распутина? — Юсупов был актер и отразил на лице недоумение.
— Боже меня упаси! — сказал он. — При чем здесь Распутин? Вот видите, как бывает: городовой не понял Пуришкевича, а мне грозят неприятности… Не надо было пить Пуришкевичу! Вы бы видели, как, измученный «сухим законом», он сосал мой коньяк…
— Однако вот показания городового Власюка.
— Невероятно! — отвечал Юсупов, ознакомясь с протоколом допроса. — Я помню, что Пуришкевич спьяна что-то порол об убитой собаке и сожалел, что под пулю угодила собака, а не Распутин. Городовой — дурак, как ему и положено по уставу, а потому он перепутал собаку с Распутиным, но ошибка вполне допустима.
Григорьев развернул газетный сверток — в нем оказалась калоша-ботик мужского фасона ј 10 фирмы «Треугольник».
— Этот предмет вам знаком? — спросил генерал. Феликс сразу узнал бот с ноги Распутина.
— Завтра мне предстоит экзамен в Пажеском корпусе по тактике войн античной древности, а вы… суете мне галошу!
Генерал показал ему справку полицейского дознания, из коей следовало, что вышеозначенный бот ј 10 уже предъявлен дочерям Распутина, ныне разыскиваемого полицией, и Симановичу, — все они признали бот за принадлежащий господину Г.Е.Распутину.
— Значит, это изделие «Треугольника» вам незнакомо?
— Простите, генерал, я знаком со многими принцами владетельных домов в Европе, но я не удосужился иметь честь быть представленным галошам с чужой ноги…
Впрочем, в Царском Селе еще надеялись, что старец, находясь под особым божьим милосердием, погибнуть не может. Карандашом императрица писала мужу:
«Мы сидим все вместе — ты можешь себе представить наши чувства, мысли — наш Друг исчез. Вчера А. (то есть Вырубова) видела Его, и Он ей сказал, что Феликс просил Его приехать к нему ночью… Сегодня ночью огромный скандал в юсуповском доме — Дмитрий, Пуришкевич и т.д. — все пьяные. Полиция слышала выстрелы. Пуришкевич выбегал, крича полиции, что наш Друг убит…»
Это письмо не было ею отправлено, а события получили мощный заряд энергии от звонка Протопопова:
— Убивали Феликс и Дмитрий… Ради бога, приютите в своем дворце страдалицу нашу Анну Александровну Вырубову! Убийцы имеют проскрипционные списки. Распутин был первым номером, Вырубова — вторым, а вы, ваше величество, — третья!
Вслед за этим в Ставку полетели телеграммы, чтобы царь срочно выезжал в столицу, где жить стало страшно. «Если наш Друг жив, — причитала Вырубова, — он где-то в тиши молится за нас!» Великий князь Дмитрий нахально позвонил императрице, прося у нее разрешения к пяти часам приехать на чашку чая. Алиса отказала ему — без комментариев. Потом звонил и Феликс, испрашивая позволения приехать для объяснений, но нарвался на Вырубову, которая сказала, что объяснения он может изложить письменно. А на улицах столицы творилось нечто невообразимое: узнав о гибели варнака, незнакомые люди обнимались и шли ставить свечки в Казанский собор — перед иконой св. Дмитрия (намек на убийцу Дмитрия Павловича!). В длинных очередях возле бакалейных лавок слышалось: «Дождался… Собаке — собачья смерть!»